Люся, стоп!
Шрифт:
— Понимаете… мне бы такую, как вы…
Что? Это что, про меня? Ударило в виски, подпрыгнуло сердце, я мгновенно оглохла…
И только где-то далеко веселые крики Марика и Леночки, лай нашей собачки и карканье ворон. Моя голова распухла. Ее заполонили инородные тела и мрак. И боль! Боль острая, неотвратимая. Думаю, что это была не я. А та, которой я бываю, когда надо защищать родных, близких, себя, свой дом, свою Родину.
— Ты знаешь, милый, я бы с тобой… рядом не села.
Что там гоголевская немая сцена в «Ревизоре»! Моя мама упала на скамейку. Маша сразу перестала плакать. Костя притих. В прямые бои он не вступал. Что делать,
В то время у Саши уже были «отношения»… Из семьи он ушел. Позже до меня доходило: «Кому ты нужна с двумя детьми». Это тоже надо пережить.
Ну, что теперь об этом говорить… Ведь меня могло и не быть здесь, на кладбище. Маша не позвонила. Мама не позвонила.
«Люся, а ты знаешь, у меня в школе записано, что моя мама — Маша Гурченко, а у Капошной уже нет. Тогда папа уже вернулся».
За этой фразой стоит многое. Значит, тот год оставил в нем большой след. Ему тогда было семь лет. Год он был в доме единственным мужчиной. Тот год… Маша с двумя детишками выходит из трамвая. Одна на руках, другой держится за юбку. Как две обезьянки. Разве это видение когда-нибудь может изгладиться из памяти? Год приводили Машу в прежнее состояние. А Марик в семь лет пошел на почту разносить газеты. Пусть, думаю, с самого детства не чурается никакой работы. Они за ручку с Леной и с Машей носили почту, работали. А значит, выживали. Отдали Машу на курсы вождения. Отдадим ей машину, будет легче с детишками. Костя покупал билеты на все детские спектакли Москвы.
А Саша подал на развод. И тут моя мама резко выступила против развода. Надавили на меня. Здорово надавили. Ладно.
«Скажи, Маша, в суде так: «Я сама выросла без отца. Знаю, что это такое. Я хотела бы сохранить семью».
Их не развели. Назначили повторный суд.
«Маша, боже сохрани, такой позор. Как-нибудь переживем».
Но. Но!
«Это ты такая. А мы с Машей другие» — такая была позиция моей мамы. Но их развели. Моя мама сильно упала духом. Она понимала, что сильно перегнула в отношениях с Сашей. А я все читала (по-моему, впустую) лекции Маше:
«Вот мы смеемся с тобой над Лёлей, когда она причитает, что жизнь сложная штука, а ведь это правда, Машенька. Ни кино, ни театр, ничто не может сравниться с искусством жить. Тут и ум, и терпение, и хитрость, и лукавство. Да-да, Машенька. Искусство жить — это искусство и одеваться, и т. д. и т. п.»
— Мам, опять звонил Сашка. Не знаю, чего он хочет. Говорит, что забыл какие-то провода и что-то еще… Хочет заехать. Я тут же тебе перезвоню.
За год Маша расцвела. Опять идем по улице, и все заглядываются на нее, как раньше. Какая же я была счастливая. Ждем с Костей звонка. Ждем час, два, четыре, пять. У них телефон занят. Костя поехал к ним. Вернулся и сказал: «Они сошлись».
Ну и слава богу. Никогда не лезть в семью. Я хорошо знаю, чем это кончается. Помогла, когда нужно, чем смогла, и живите сами. Они опять расписались. И именно в то время начался затяжной конец моей истории длиной в семнадцать с половиной лет. «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса».
Точно сказано в Писании: «Если ты имеешь дочь, и она вышла замуж, то у тебя может появиться родной сын. Или ты потеряешь дочь».
Папы
Марик, Марк!
Глава восемнадцатая. Здравствуй, кляча!
Шел третий, во многом еще сырой спектакль «Бюро счастья». Я знала, что в зале находится режиссер, с которым связан тот наш первый ошеломительный успех. Теперь, с расстояния в сорок пять лет, этот успех особенно очевиден.
Эльдар Рязанов. Много артистов снималось в его фильмах. Он сам написал много интересного и о своих фильмах, и об артистах, и о себе. И все же ни один актер так не связан с ним, как я. И от того карнавального времени остались на свете в общем-то несколько человек.
После спектакля небольшой фуршет. Рязанов мной был доволен. Доволен был моей работой. Врать он не умеет. У него все на лице. Он тоже Скорпион. На него тоже лучше не нападать.
— Люся, сейчас дописывается один сценарий. Он сделал паузу.
— На какую тему? — спросила я, чтобы заполнить паузу.
— Да вот, название… Думаю… название будет «Старые клячи».
Вот почему была совсем «нерязановская» пауза. Он, видно, не забыл, что я однажды отказалась играть в его фильме «Небеса обетованные», хоть и роль писал в расчете на меня. Тогда я сказала, что «еще успею, Элик, это у меня впереди». И это он тоже, конечно, помнил. Ух, Рязанов. Скорпионище. Все помнит.
— Элик, ей-богу, противно, что «старые», но то, что «кляча», это точно про меня.
А в голове тут же созрела реплика: «Да какая разница…» Откуда эта реплика? Одна моя знакомая была увлечена одним человеком, довольно красивым, но у него от природы было на руке четыре пальца. А я, дура, у нее тогда еще спросила: ну как же, как же ты с ним можешь, у него ведь четыре пальца? И она мне просто-просто, буднично-буднично, как будто думала о чем-то другом, сказала: «Да какая разница…» Замечательная интонация.
Стою с Рязановым, еще ничего не знаю о роли, но уже увидела себя без зуба, с пучком полуседых волосиков, но вертлявой и несдающейся. Хорошо бы это совпало. И совпадет. Когда у меня подруга спрашивает: «Почему зубы не вставишь?» Я ей отвечу: «Да какая разница?» А вот того, что придется перепрыгнуть возраст, чтобы сказать молодому мужчине: «Вася, тусуйте меня!» Вот этого я еще не знала.
Ах, как я целовала художника по костюму Наташу Иванову за выцветший, когда-то розовый, теперь бежевый костюмчик годов эдак шестидесятых, который еле-еле сходился на груди. Праздник! А ровно в следующем кадре иду помолодевшей царицей по консерватории соблазнять молодого человека. Какое оживление в зале… Слышала сама. Значит, все рассчитано точно. Одеть актрису красиво — плевое дело. А вот найти вещь, которая говорила бы сразу о многом: о характере, о достатке, о прежних вкусах, о настроении на сегодня…
Четыре актрисы. Актрисы, которые известны и любимы публикой. У каждой за плечами большие интересные работы в театре и на экране. У всех у нас есть свои сольные куски. У всех всего поровну.
Сейчас, когда картина прошла по стране, вспоминая о работе в ней, в первую очередь я думаю об Эльдаре. В последний съемочный день приехал наш генеральный продюсер Владимир Досталь с шампанским и поднял тост:
— Все согласятся, если мы выпьем за главного человека — Эльдара Рязанова.
Согласятся абсолютно все.