Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)
Шрифт:
В царстве Сун жила семья Дин. У них не было во дворе колодца, и за водой ходили далеко, так что кто-нибудь всегда был вне дома-хозяйства. Наконец всей семьей выкопали колодец и сообщили соседям: «После того как вырыли колодец, у нас стало на одного человека в хозяйстве больше!» Кто-то услышал этот разговор, и стали передавать: «В семье Дин, когда рыли колодец, выкопали человека!» Горожане это разнесли по дорогам, дошло до сунского правителя, и сунский правитель послал спросить об этом случае у семьи Дин. Те ответили: «Приобрели лишнего человека для работы, а не выкопали человека из колодца». Так что чем бездумно передавать чужие слова, лучше уж вообще ничего не слушать.
Когда Цзы Ся отправился в Цзинь, он проходил через Вэй. Там некто читал исторические записки, и притом вслух: «Цзиньские войска перешли реку Хуанхэ как три кабана». Цзы Ся сказал: «Тут, наверное, ошибка, скорее всего имеется в виду —
Со словами часто бывает так, что они кажутся бессмысленными, а на самом деле имеют смысл; но бывает и наоборот: вроде бы смысл в словах есть, тогда как на самом деле его нет. Грань между смыслом и бессмыслицей необходимо четко различать, даже мудрецы должны быть здесь предельно осмотрительны. Но как можно соблюсти здесь осторожность? Видимо, нужно всегда помнить о естественном порядке вещей и событий, проверяя получаемые сообщения при помощи сравнения с известным из опыта. Только так и можно составить обо всем правильное представление.
КНИГА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ценить прямоту / Гуй чжи
Мудрый властитель ничто так не ценит, как настоящих мужей. И ценит он настоящих мужей за их прямые речи. Когда речи прямы, на их фоне становятся видны все извращения. Горе властителю, если он желает слушать речи, извращающие правду, а прямые речи слушать не хочет — это все равно что завалить камнями источник и потом идти к нему за водой: откуда же она возьмется? Это все равно что отталкивать все желанное и привечать все ненавистное — откуда же возьмется желанное?
Нэн И был принят циским Сюань-ваном. Сюань-ван сказал: «Я, недостойный, слышал, что вы, господин, склонны к прямоте, это верно?» Тот ответил: «Мне, И, разве удается быть прямым? Как я, И, слышал, муж, любящий прямоту, не селится с семьей в царстве, охваченном смутой, и не ищет приема у запятнавшего себя правителя! А я вот стою перед вами, и семья моя — в Ци, так что разве можно мне говорить, что мне удалось остаться прямым?» Сюань-ван тогда в гневе вскричал: «Неотесанный мужлан!» — и хотел покарать его. Но Нэн И сказал: «Ваш слуга с малолетства полюбил службу, а возмужав, этим занялся. И почему бы вам, ван, не общаться с неотесанными мужами? Вы таким образом могли бы дать всем понять, что именно вам нравится?» Ван тогда отпустил его.
Нэн И, конечно, понимал, что нужно быть осторожным, когда говоришь в присутствии властителя, и все равно это не могло заставить его властителю льстить. А разве это малое приобретение, когда находится искомое отсутствие лести властителю? Этого как раз и ищут добропорядочные властители, в то время как недобропорядочные этого не любят.
Ху Юань обратился к цискому Минь-вану: «Иньские треножники были выставлены в чжоуском дворцовом зале, их алтарь земли шэ был убран чжоусцами под крышу, а их музыка, сопровождавшая ритуальные танцы со щитом и секирой [гань-ци], стала употребляться людьми для развлечения. Между тем музыка погибшего царства не должна исполняться в храме предков, алтарь шэ погибшего царства не должен быть показываем небу, а ритуальные сосуды погибшего царства должны быть выставлены в зале дворца как предостережение победителю. Вам, ван, необходимо этого избегать. Поэтому должно быть отдано повеление, чтобы большой люй-подбор колоколов царства Ци не выставлялся в зале дворца, чтобы никогда алтарь земли Тай-гуна не покрывался крышей, чтобы никогда циская музыка не исполнялась для развлечения народа!» Но циский ван не послушался его, и тогда тот вышел и три дня оплакивал судьбу царства, причитая так:
Кто успеет уехать первым, унесут лишь то, что на них надето; Кто задержится — заполнит собою тюрьмы и клетки. Я вижу — волнами морскими бежит народ к востоку И не знает, где найдет приют.Циский ван спросил тогда у чинов знающих: «Что у нас полагается по закону тому, кто заранее оплакивает гибель царства?» Судьи сказали: «Отсечение ноги». Ван сказал: «Применить закон!» Тогда судебные чины выставили топор и плаху у ворот Дунлюй, поскольку они не хотели его казнить, а хотели, чтобы он бежал. Однако Ху Юань, прослышав об этом, пришел, хромая, и предстал перед судебными чинами. Те сказали ему: «За оплакивание царства положено отсечение ноги. Вы, преждерожденный, ведь стары, ведь вы такого по старости и не знали?» Ху Юань сказал: «Что значит не понимать по старости?» А затем как бы отвечал сам себе: «Люди с юга, которые приплыли сюда щурятами, выросли в барракуд. Таким чужой двор что трава, в которой они прячутся, а чужая страна что морская расселина, в которой они таятся. В Инь был Би Гань, в У был Цзысюй, а в Ци есть Ху Юань. Речей его не слушают, так что нужно отсечь ему ногу у ворот Дунлюй. Тот, кто велел отсечь, тем самым поставит меня третьим в ряд к тем двум мужам!»
Конечно, Ху Юань не желал, чтобы ему отсекли ногу, но страна уже была охвачена смутой, высшие уже впали в неразумие, поэтому, заботясь об алтарях земли и посева, а также о людях простых и знатных, он и выступил с такими речами. Он говорил так не ради того, чтобы кого-то просто обличить; этими речами он хотел предотвратить гибель царства, поэтому пошел на риск для себя лично. Вследствие его действий Чжу Цзы покинул страну, а Да Цзы [как командующий] погиб.
Чжаоский Цзянь-цзы напал на некоторые второстепенные города царства Вэй и при этом сам повел войска как командующий. Когда началось сражение, он тем не менее следил издалека, стоя рядом с боевой колесницей, покрытой носорожьими шкурами. Но когда барабан забил к наступлению, мужи не пошли вперед. Тогда Цзянь-цзы отбросил барабанную колотушку и запричитал: «Увы мне! Как это мои мужи могли так быстро все до одного утратить мужество?» Тогда Ханжэнь Чжуго снял шлем и, взяв свою пику наперевес, выступил вперед и сказал: «Если правитель оказывает неспособность быть мужественным, как могут мужи за него отдавать жизнь?» Цзянь-цзы от гнева изменился в лице и сказал: «Меня, недостойного, никто не посылал, а я сам как командующий встал во главе этого сброда; как же смеешь ты обвинять меня в неспособности? Если у тебя есть основание для таких утверждений, прощу; если же нет — казню». Тот сказал: «В свое время наш прежний правитель Сянь-гун за пять лет правления присоединил девятнадцать городов вот с этим же войском; однако Хуэй-гун, пребывая у власти всего два года, так погряз в увлечении красивыми женщинами, что циньцы, напав на нас, не дошли до нашей столицы Цзян всего семьдесят ли. И это при том же войске. Когда к власти пришел Вэнь-гун, то он всего за два года, взявшись за дело и вложив все свое мужество, добился того, что через три года все мужи были героями, готовыми на все: в битве при Чэнпу они пять раз обращали в бегство чусцев, они осадили Вэй и сровняли с землей Шишэ; они утвердили положение сына неба и прославились на всю Поднебесную. И это опять все то же войско! Так значит, если правитель не был способен на подвиг, когда это за него умирали мужи?» Тогда Цзянь-цзы покинул свое место у колесницы, покрытой носорожьими шкурами, и стал там, куда долетали камни и стрелы. При первом же ударе барабана воины были уже на колесницах. Цзянь-цзы тогда сказал: «Чем иметь еще тысячу защищенных от стрел колесниц, лучше мне было бы раньше послушать одну речь Ханжэнь Чжуго!»
Ханжэнь Чжуго действительно умел убеждать своего правителя. Когда сражение уже началось, одним только умелым использованием колотушки и барабана, без умножения наград и без усиления наказаний, он сумел одной речью сделать так, что все мужи готовы были отдать жизнь за высших.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Честное увещевание / Чжи цзянь
Когда речи предельно резки, они вызывают гнев; когда слушающий разгневан, говорящий — в опасности, а кто же, кроме добродетельного, рискнет подвергнуть себя опасности? Ведь тот, кто не честен, действует из выгоды, а тому, кто ищет выгоды, к чему подвергать свою персону риску? Поэтому у неразумного правителя не бывает мудрых слуг. Когда же нет мудрых, не слышат слишком резких речей, а кто не слышит резких речей, тот окружает себя со всех сторон льстецами, погрязает во всех пороках, так что ему уже нет спасения. Существование всякого царства и спокойствие любого правителя должны на чем-то основываться. Если это нечто неизвестно, даже существующее обречено погибнуть, даже недействующий познает беды-тревоги. Так что это нечто нельзя не исследовать.
Циский Хуань-гун, Гуань Чжун, Баошу Я и Нин Ци встретились за вином и пировали. Хуань-гун обратился к Баошу: «Почему бы вам не провозгласить тост за здоровье-долголетие присутствующих?» Баошу поднял кубок, вышел вперед и сказал: «Пусть гун не забывает тех времен, когда ему пришлось бежать, Гуань Чжун хранит в памяти, как он был схвачен и пребывал в узах в Лу, а Нин Ци помнит, как он кормил буйвола и жил под повозкой». Тогда Хуань-гун встал, дважды поклонился ему и сказал: «И я, недостойный, и наши дафу всегда будут помнить вашу, господин, речь — и алтари земли и посева в нашем Ци будут в целости и сохранности».