Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Люй Бувэй

Если кто хочет ловить цикад на свет, должен подумать о том, чтобы его огонь горел ярко, а потом уже трясти дерево. Если же огонь у него не ярок, что толку трясти дерево? Яркость же огня зависит не только от самого огня, но и от окружающего его мрака.

В нынешний век мир погружен в глубочайший мрак. Если среди властителей людей найдется такой, кто сумеет сделать ясной свою дэ, мужи со всей Поднебесной станут слетаться к нему, как цикады на яркий огонь. Государства не пребывают сами по себе в покое, слава не бывает сама по себе громкой: для этого необходимы разумные мужи.

Чжаоский Цзянь-цзы как-то днем был дома. Он глубоко вздохнул и произнес: «Как странно! Вот уже десять лет стремлюсь я пойти на царство Вэй походом, но Вэй так и не завоевано!» Один из слуг сказал: «С такой мощью, как у Чжао, идти походом на такое слабое царство, как Вэй... Я еще понял бы, если бы вы этого не желали, но если вы этого действительно желаете, то просто прикажите завоевать его!» Цзянь-цзы сказал: «Вы говорите не то. У меня здесь есть десять мужей из Вэй, и, если я соберусь на это царство походом, все десять скажут, что это противоречит долгу. И если я захвачу это царство, я окажусь нарушившим долг». Так во времена Цзянь-цзы Вэй десятью мужами умело сдержать войска Чжао до самой его смерти. В Вэй, можно сказать, умели выбирать людей для службы. Десять мужей отправились в путь, а страна обрела мир. О Цзянь-цзы же можно сказать, что он умел следовать добрым советам. Он слушал тех мужей и не нападал на малых, не грабил слабых и не заслужил недоброй славы.

Когда вэйский Вэнь-хоу проезжал мимо ворот дома Дуань Ганьму, он склонился в своей колеснице. Слуга у него спросил: «Отчего вы поклонились?» Тот отвечал: «Разве это не дом Дуань Ганьму? Дуань Ганьму, несомненно, разумный муж. Как же я могу не склоняться перед ним? К тому же я слышал, что Дуань Ганьму не желал бы поменяться со мною местами, как же я посмею смотреть на него свысока? Дуань Ганьму славен своей дэ, а я славен лишь своими землями; он богат своим чувством долга, а я богат всего лишь своим имением». Тогда слуга спросил: «Отчего бы тогда вам не поставить его первым министром?» И действительно, тот попросил Дуань Ганьму стать первым министром, но Дуань Ганьму отказался принять назначение. Тогда правитель назначил ему жалованье в миллион даней и стал его время от времени навещать. Народ был этому рад и в похвалу этому сложил такой куплет:

Любит наш правитель правду, И Дуань Ганьму в почете; Любит наш правитель верных, И Дуань наш наверху.

Через некоторое время в Цинь стали собирать войска, чтобы напасть на Вэй. Тогда Сыма Тан предстал перед циньским правителем и сказал: «Дуань Ганьму — муж разумный, правитель Вэй оказывает ему почести, и все об этом знают. Лучше бы не идти войной!» Циньский правитель счел это разумным, остановил войска и отказался от похода.

Вэйский Вэнь-хоу, можно сказать, умел воевать. Ибо стоит лишь людям узнать, что благородный муж собрался на войну, и даже еще до выхода его войска победа ему обеспечена. Когда же на войну собирается заурядный человек, грохот барабанов подобен грому, от криков дрожит земля; пыль летит до небес; падает дождь стрел, убитых и раненых вывозят телегами, ступают по кишкам, забрызганным кровью невинного народа, убитых — целые озера. Неизвестно, останется ли царство, будет ли жив правитель. Как это далеко от долга и милосердия!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Понимание деяний / Шэнь вэй

Я есть субъект деяния, Поднебесная есть объект деяния. Понимающий, что он делает, знает, что важно, что не важно. Если некто, допустим, отрубит себе голову, чтобы сменить шапку, или убьет свое тело, чтобы переменить одежду, все этому поразятся. А почему? Да потому, что шапка для того, чтобы прикрывать голову, одежда для того, чтобы прикрывать тело. Когда же жертвуют тем, что покрывают, ради того, чем покрывают, конечно, не ведают, что творят.

В наше время, правда, погоня за наживой приводит как раз к тому, что подвергают опасностям тело, наносят ущерб своей жизни, подставляют горло, готовы расстаться с головой ради наживы. Это, конечно, все потому же: не понимают, что творят.

Великий царь Дань Фу жил в Бинь. На его владения напали варвары ди. Он хотел откупиться от них мехами и шелком, но они не приняли даров; хотел откупиться жемчугом и яшмой, но и этого не взяли, потому что им нужна была земля. Тогда великий царь Дань Фу сказал: «Оставаться со старшими братьями, отправив на смерть младших, оставаться с отцами, отправив на смерть сыновей, — для меня это невыносимо. Если все дело в месте, пусть уж мои подданные станут подданными варваров ди, какая им разница. К тому же я слышал, что ради того, что вскармливает, нельзя жертвовать теми, кого вскармливают». И он хлестнул коня и уехал. Народ же собрался и последовал за ним; потом они основали новое царство у подножия горы Ци.

Великий царь Дань Фу, можно сказать, умел почитать жизнь. Тот же, кто умеет почитать жизнь, не станет вредить ей вскармливанием во времена знатности и богатства и не станет рисковать своим телом ради наживы во времена бедности и унижения. Когда кто-либо получает по наследству от предшественника высокие ранги и большое жалованье, он всегда будет с трудом с этим расставаться. Истоки жизни вдали, а теряют ее легко. Разве это не заблуждение?

Государства Хань и Вэй спорили друг с другом из-за земель. Цзы Хуа-цзы встретился тогда с Чжаоли-хоу. Вид у того был опечаленный. Цзы Хуа-цзы сказал: «Положим, перед вами был бы документ, в котором было бы записано: возьмете левой рукой, потеряете правую, возьмете правой, потеряете левую; если же все же решитесь на это — обретете Поднебесную. Вы бы взяли или нет?» Чжаоли-хоу ответил: «Я, несчастный, не взял бы». Тогда Цзы Хуа-цзы сказал ему: «Прекрасно! Если смотреть с этой точки зрения, то две руки важнее Поднебесной. Но тело ведь важнее двух рук. Хань же, конечно, не важнее Поднебесной. А то, из-за чего сейчас распря, конечно же не важнее целой Хань. Вы же ныне утруждаете себя, вредите собственной жизни, печалясь о том, что не достигли малости?» Чжаоли-хоу сказал: «Да, много было у меня умелых советников, но никогда не доводилось мне слышать такие речи!»

О Цзы Хуа-цзы можно сказать, что он понимал разницу между важным и неважным. А когда человек знает разницу между важным и неважным, он не ошибается в своих суждениях.

Сын гуна из Чжуншани по имени Моу сказал Чжань-цзы: «Когда человек телом на реках и у морей, а помыслами все же во дворце, что с этим можно поделать?» Чжань-цзы сказал: «Нужно ценить жизнь. Когда ценят жизнь, презирают выгоду». Моу сказал: «А если, даже зная это, невозможно справиться с собой, что тогда?» Чжань-цзы сказал: «Если нет сил справиться с собой, лучше последовать своему желанию — тогда духу меньше вреда. Когда же человек не может справиться с собой и все же заставляет себя не следовать своим желаниям, это называется усугублением вреда. Кто же усугубляет вред, не живет долго».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Любовь к сродному / Ай лэй

Доброжелательный по отношению к другим существам, но недоброжелательный по отношению к человеку не может считаться истинно доброжелательным. Недоброжелательный по отношению к другим существам, доброжелательный исключительно к человеку все же должен считаться доброжелательным. Ибо то, что есть доброжелательность, есть доброжелательность в отношении сродных. Посему доброжелательный к человеку будет доброжелателен и к народу; он ничего не пожалеет, чтобы послужить к народной пользе.

В поучении Шэнь-нуна сказано: «Когда муж в расцвете сил не пашет, кто-то в мире из-за него голодает. Когда женщина в расцвете лет не ткет, кто-то в мире из-за нее терпит холод». Поэтому сам он пахал, а жена его ткала, чтобы этим показать, как народу достичь благополучия.

Разумный человек не считает далеким путь от моря до моря и всегда спешит ко двору царя или гуна. Делает он это не ради выгоды, а для того, чтобы послужить к выгоде народа. Кто же среди правителей способен сделать народ целью служения, к тому обращаются все в Поднебесной.