Лже-Петр - царь московитов
Шрифт:
А через две недели Петр на прекрасном скакуне, в дорожном плаще из грубого сукна выехал из ворот Берлина в восточном направлении. Полковничий патент и аттестационный лист на имя дворянина Каспара фон Тейтлебена, а также охранная грамота для проезда по владениям Бранденбургского курфюрста были спрятаны во внутренний карман кафтана, а в переметных сумах хранился запас еды, пятьдесят золотых и богатый полковничий мундир с золототканным, бахромистым шарфом. Большие седельные пистолеты, надежно всунутые в ольстры, смазанные и тщательно заряженные, были готовы к тому, чтобы устранить в пути нежданно явившиеся препятствия. Длинная шпага у бедра всадника служила той же цели.
Но как бы хорошо ни был подготовлен Петр для долгого путешествия, сомнения и даже неуверенность терзали его сердце. То он совсем уж было решил, что нужно ехать в Нарву, чтобы, устроившись на службу к шведам, получив под свою команду часть гарнизона, в момент штурма отворить ворота, впустить своих, а после того, как будет занят город, открыться Меншикову, Борису Шереметеву, которые непременно должны быть под Нарвой. Но Петр страшился в то же время этого прожекта. Разве мог он надеяться, что сумеет доказать приближенным свое царское происхождение, а что человек, приведший войско под стены Нарвы, - самозванец, шпион, агент Стокгольма.
"Если уж согласились под его началом на войну, так уж верят ему крепко, - не переставал вздыхать Петр.
– А мне не поверят, сказнят, и следу моего не будет на сем свете, и никто уж боле не спознает правду..."
Но он все мчался и мчался на восток.
12
НАРВСКАЯ БЕЗДНА
По сентябрьским, ещё крепким дорогам стекались к Нарве войска московского царя. В кафтанах длиннополых, уложив бердыши и ружья на возы, с одними саблями шли стрельцы, понурясь, ничего хорошего не ожидая от кампании. Дорогой то и дело совали руки в холщовые котомки, вынимали сухари, жевали...
Безо всякого веселья двигалась и конница дворянская, всего пять тысяч человек. На некрасивых, толстоногих лошадях, многие и дедовских шеломах, в бехтерцах, куяках, калантарях да тегиляях, иные с луками да саадаками, не соблюдая строя, ехали они в сопровождении холопов, не видя надобности ни личной, ни государевой в какой-то далекой шведской Нарве. Вел их Федор Алексеевич Головин, получивший неизвестный прежде на Руси графский титул.
Сам Лже-Петр вел новые полки - гвардию, Лефортовский да три новоприборных. С ними вместе двигалась и артиллерия - осадная и полевая, с пищалями ещё времен Бориса Годунова, с "Инрогами", "Воинами", "Медведями", "Обезьянами", жерла которых до времени рогожами закрыты были, чтобы под Нарвой уже без устали ядрами стенобитными крушить бастионы, горнверки и кронверки твердыни шведской. И каждый живой член этой огромной, ползущей по дороге массы имел свое прозвание по военной должности своей: фузелер, капрал пушкарский, бомбардир, штык-юнкер, гатлангер, барабанщик, литаврщик, секунд-поручик, прапорщик, колесный мастер, писарь, вагенмейстер. Ни Парамон, ни Ермолай, ни Евстрат, ни Харитон, ни Терентий и ни Иван не были нужны сейчас. Война велела им забыть человеческие имена, дарованные при крещении, и помнить только о военном предназначении своем.
Под Новгородом назначил царь для войска общий смотр. Сам ездил со свитой перед строем в железных, как зеркало блестящих, латах, в шлеме с густым султаном - будто вот-вот пойдет под пули вражьи. В седле сидел он по-царски гордо, осанисто, с опущенной вниз левой рукой. Поездив так туда-сюда, опущенную прежде руку вверх воздел, громогласно заговорил так, что слышал всякий:
– Русские богатыри-и-и! Настало время, час пробил обагрить шведской кровью мечи наши! Долго Русь ждала, когда пойдем мы отвоевывать захваченное лукавым шведом тому почти уж сто лет назад. Вся Европа христианская будет на вас взирать! Кесарь римский, и тот вас не забыл - прислал, чтобы служил у нас, герцога фон Кроа, коего я поставил над всем нашим войском. Август же, король польский, союзник наш, оторвал от сердца своего генерала лучшего - Алларта! Он левою рукою будет главнокомандующих наших. Но али я нашего славного племени отпрысков забыл? Князь Долгоруков, Головин, Бутурлин, Шереметев - сии мужи вашими верными защитниками, отцами станут!
Престарелый, неловко сидевший на высоком жеребце Кроа, прижимая в горлу руку, точно боялся подавиться криком, взглянул на Лже-Петра и заверещал:
– Счастлив, что я стал маршал армия их величество Петр Московский! Шведы будут получай конфузия! Царь Петр - виктория! Об один прошу - слушай мой приказ и приказ генерал Алларт! С нами Бог!
И полки ответили главнокомандующему протяжным, громким криком, ободренные уверенностью иноземца в том, что взять Нарву под присмотром знающих учителей, под бдительным, усердным их оком, под умелым руководством будет куда легче, чем справиться с Азовом.
– Вот, хвала Спасителю - надоумил государя взять с собою надежных да умелых полководцев, - говорил один стрелец товарищам, когда расположились станом под Новгородом перед последним переходом к Нарве.
– Помню я Азов, заговорил тихонько, оглянулся, - там, брат ты мой, Франтишек Лефорт с Гордоном русских не жалели. Что яблоки-падалица, навалом лежали трупы под стенами Азова, хоронить не успевали...
– Да, верно, - вздыхал другой.
– Слыхали мы о сем Азове, но теперь же балакают, что совсем иначе будет. Будто командирам дан приказ стрельцов да солдат жалеть, на стены их не водить да и вовсе подальше от сей Нарвы держать. Царь со своими воеводами, особливо с иноземцами, уверены, что токмо страхом единым шведы государю покорятся.
Поручик-иноземец, незаметно для беседовавших стрельцов подошедший к их костру, на котором они варили кашу с вяленым лещом, сказал, похлопав стрельца по плечу:
– Отшень карашо сказал! С царем Петром крепость брать легко! Швед тоже карашо - зольдат трусливый. Мы толко встать под Нарва, как он выходить с белым прапор, с ключом на блюдо. Не осада, а толко праздник.
Стрельцы одобряюще закивали головами. Слова иноземца-офицера им пришлись по душе. Все уж предвкушали, как обогатятся в шведской Нарве, как будут пить сладкое ренское вино, какие красивые эстляндки да лифляндки разделят с ними ложе, какие ткани, посуду привезут они в свои дома. Каждый про себя подумал, что царь Петр нарочно повел их на такое легкое дело, чтобы простили стрельцы ему тот кровавый пир. Но когда поручик-иноземец отошел, из полумрака сентябрьской ночи, весь закутанный в просторный плащ, с пернатой шляпой, глубоко надвинутой на лоб, вышел какой-то офицер. Не ведали они, что сам Александр Данилыч, правая рука царя, появился рядом с их костром. Меншиков, слышавший слова иностранца, так сказал стрельцам:
– Что, головы судачьи, поверили тому, что сей бездельник вам наобещал?
Стрельцы, видя, что обратился к ним кто-то знатный, чиновный, засмущались, но потом один из них, помешивая ложкой в бурлящем котелке, ответил, пожав плечами:
– А с чего бы не поверить? Ахфицер же говорил, немец. Он, видно, от самого царя правду знает. Видно, так и будет - не утерпит Нарва-город, отворит ворота сразу...
– Нет, не отворит!
– закрывая половину лица плащом, твердо возразил Меншиков.
– Иноземцам дан такой указ, чтоб ходили меж стрельцами да солдатами с разговорами о том, что дело будет легким. Хотят, чтоб вы супротив врага не больно-то сражались, с ленцой, с уверенностью, что только плюнуть стоит в ту крепость, шапкой кинуть - зараз упадет. Знайте, что Нарва - ещё покрепче крепость, чем Азов. Шведы искусны в обороне, пушек у них на стенах три сотни, инженеры бастионы новейшие соорудили, минеры станут подкопы рыть, ночью на вылазку будут выходить охотники, чтобы вас спящих резать. Сам король Карлус, слышно, на помощь Нарве поспешит. Бойню вам хотят учинить пострашнее той, московской, а посему токмо мужеством, яростью сумеете вы жизни свои сберечь да ещё в Москву, в Псков, в Новгород, откуда стрельцов понабирали, с немалой добычею вернуться. Бейтесь храбро, иноземцам подчиняйтесь, коль уверовали, что не напрасной крови вашей они хотят. За русскими офицерами идите!
Стрельцы, обескураженные, напуганные, не способные связать воедино жгутом мысли разъятые на части фразы обоих "ахфицеров", говоривших так разно, молчали, даже позабыв о каше, подгоравшей и чадившей.
– Кому ж нужна погибель наша? Али снова... государю?
Было слышно, что невидимый за тканью плаща рот незнакомца насмешливо хмыкнул, и, малость помолчав, человек ответил:
– Нет, не государю - шведам. Царя же вашего, Петра Лексеича, берегите. Он покамест ещё нам нужен. Главное ж - берегите себя, а в бою лучше нет береженья, чем победа. Побьете шведов - живы будете. Ну, ухо востро держите, робята!