Лжец, лжец
Шрифт:
Не останавливайся.
Где-то в темноте появились и исчезли синие радужки. Я на мгновение закрыла глаза.
Это не по-настоящему. Это не по-настоящему.
Черные волосы. Змеиные глаза.
Черные волосы. Змеиные глаза.
Картинки и голоса мелькали в моей голове до тех пор, пока мой мозг не стал болеть почти так же сильно, как и все остальное во мне. Когда комок в моем горле стал таким большим, что я не могла вдохнуть, я крепче обняла себя руками и представила, что это объятия моей мамы. Я пыталась
Я хотела быть храброй.
Я храбрая.
Лгунья, лгунья.
Мое лицо исказилось гримасой, меня переполнило отвращение. Как я позволила этому случиться?
Капля дождя упала на лицо, заставляя меня вздрогнуть. За ней последовала другая. Вскоре загремел гром, и капли стали хлестать меня по щекам.
Стуча зубами, я шла дальше, пока не перестала чувствовать ноги.
Я не знала, сколько часов прошло, когда я начала отключаться, но дождь прекратился. Магазины с надписями "закрыто" тянулись по обе стороны улицы. Мои ноги подкашивались, область между бедрами все еще пульсировала. Я вдохнула, умоляя свои мышцы продолжать работать.
Не подведите меня сейчас.
Но, как обычно, я подвела себя. Когда я попыталась сделать еще шаг, по моей спине пробежала дрожь, отчего зрение затуманилось. В груди загорелось. Я не могла вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз пила воду.
Мне нужен перерыв. Всего секунда отдыха.
Прислонившись к ближайшей кирпичной стене, я опустила голову и сосредоточилась на своем дыхании. У меня такое ощущение, что ноги сделаны из желе, но я боялась, что если позволила бы себе сесть, то заснула бы и меня поймали.
Рев двигателя заставил меня поднять голову.
Я сощурилась сквозь потоки дождя и туман в глазах, различая старый пикап через магазин от себя. Машина стояла на холостом ходу, дородный мужчина на водительском сиденье сосредоточен на бумаге в своих руках. Мой взгляд из-под тяжелых век заскользил по кузову грузовика. Брезент закрыл его от одного конца до другого, но мебель под ним слишком большая, в результате чего кровать осталась открытой, а веревка-банджи крепко удерживала все. Затененный участок пространства привлек мое внимание к левой стороне кровати.
Мой пульс застучал в ушах, как часы.
Я знала, что не смогла бы долго отдыхать на этом месте, но в дороге, в движущемся автомобиле….
Водитель потянулся к ремню безопасности, и мое сердце заколотилось в груди. Сейчас или никогда. Я подкралась поближе и старалась вести себя тихо, пригибаясь, когда забралась на заднее сиденье, но не смогла удержаться хныканья от напряжения. Извиваясь, как змея, я протиснулась в узкий проход рядом с парой стульев и письменным столом.
Рев двигателя заглушил стук дождя по брезенту. Затем мы тронулись. Сдавленный выдох сорвался с моих губ, что-то среднее между облегчением и ужасом.
Я в порядке.
Я в порядке.
Я в порядке.
Лгунья,
Я хотела к своей маме. Я хотела к своему кузину. Я хотела, чтобы этот кошмар закончился. Но я сомневалась, что когда-нибудь увидела кого-либо из них снова, и конца моему кошмару не было видно. Желчь подступила к горлу, горячее, чем когда-либо. Моя мокрая ночная рубашка — ночная рубашка, в которую он меня одел, — натирала кожу. Мои глаза заслезились, но я не стала бы плакать. Я не стала бы, только не из-за него.
Хотя я и не знала, где я.
Даже несмотря на то, что мне некуда было идти.
Я же не могла вернуться домой. Папин долг насчитывал больше времени, чем то, что я была жива. Если он продал меня однажды, чтобы расплатиться, он сделал бы это снова. Вероятно, тому же человеку, если тот выбрался бы из гостиничного номера живым. Я вздрогнула, как будто эта мысль могла вызвать его в воображении.
Нет. Теперь у меня нет дома.
Я потерялась.
При этой последней мысли мои глаза закрылись.
Потерялась.
Это слово эхом отдавалось в моей голове. Нежная колыбельная.
Потерялась.
Прослушивание "hollow sound" на повторе погрузило меня в состояние, похожее на сон. Мама укачивала меня точно так же. За исключением того, что когда ее руки обвились вокруг моей талии, мир не был таким серым… Таким пасмурным… Таким реальным, но все же нет.
Потерялась.
Может быть, меня больше не волновало, что реально. Может быть, прямо сейчас, когда я растворилась в кузове пикапа, дрожащая и невидимая, нормально притворяться, что ничего этого на самом деле не произошло. Нормально быть слабой.
Всего на минутку. Просто пока я отдыхала.
Скоро, когда мои глаза открылись, я бы заперла эту сторону себя, прежде чем кто-нибудь смог бы увидеть ее снова. Прежде чем кто-нибудь смог бы украсть еще кусочки меня.
Или, может быть, если мне бы повезло, мои глаза вообще больше не открылись.
Ева
(На сегодняшний день — Семнадцать лет)
Глаза прикованы ко мне. Взгляды покалывали мою кожу, как огненные муравьи. Но все, что я видела, — это стихотворение на доске.
Медленно и уверенно я отодвинула стул и встала.
— Пожалуйста, займите свое место.
Игнорируя мистера Маккенну, я наклонила голову и молча перечитала стихотворение.
— Мисс Резерфорд, пожалуйста.
В голосе мистера Маккенна слышалась тревога.
— Если ты просто займешь свое место, я уверен, мы разберемся с этим к концу…
Я подошла к доске. На меня смотрели красные буквы, аккуратные и насмешливые, прямо посреди девяти других анонимных стихотворений, написанных студентами.