Лжец, лжец

Мартин Т. Л.

Бриджит стала белой как полотно. Винсент выглядел слишком ошеломленным, чтобы вздрогнуть. Но когда по двору разнеслись хлопки, несколько свистков перекрыли шум, они взяли себя в руки, делая невозмутимые лица и медленно хлопали, хлопали, хлопали.

Я покачала головой, забавляясь. Думаю, в конце концов, выйти на публику было правильным решением. Айзек и его жених защищены социальной маской его родителей. По крайней мере, на данный момент.

Я заметила, что Истон смотрел на меня. Его брови поднялись, когда он хлопал в ладоши,

и он кивнул в сторону своих родителей. Они не могли бы выглядеть более неестественно, даже если бы попытались. Я хихикнула, и его губы растянулись в кривой улыбке.

Тепло разлилось по моей груди, но это ощущение длилось недолго. Как только речи закончились и толпа начала редеть, все изменилось.

Фасады Бриджит и Винсента опустились. Плечи Айзека напряглись. Прохладный вечерний воздух обжог мою кожу.

Они вдвоем тихо увели Айзека в дом, оставляя сбитого с толку Томаса позади. Истон нахмурился, отслеживая их движения, и вскоре последовал за ними, держась на достаточном расстоянии, чтобы оставаться вне поля их зрения. Мои шаги тихо совпали с его.

Мы прошли мимо нескольких человек, задержавшихся в гостиной, и закончили тем, что шли по тому же пустынному коридору, в котором мы с Истоном прятались ранее. За исключением того, что Винсент и Бриджит не остановились. Они вели Айзека все дальше и дальше по коридору, пока не открыли дверь в заднюю кухню.

Ругань Бриджит уже звучала у меня в ушах, прежде чем я проскользнула внутрь вслед за Истоном, тихо закрывая за нами дверь. Мы по большей части скрыты от посторонних глаз, благодаря черной перегородке, отделяющей кухонную зону от бесконечных рядов коробок, возле которых родители Истона загнали Айзека в угол. Тем не менее, достаточно было бы бросить взгляд в этом направлении, чтобы нас заметили.

— Тебя это забавляет, Айзек? Ты находишь забавным обвинять меня в подобном перед всеми? — ее щеки пылали, каждое приглушенное слово заряжало боеприпасы.

Айзек выпятил челюсть, засунул руки в карманы.

— Конечно, нет. Ты была счастлива, когда я объявил, что женюсь.

— Конечно, я была счастлива, — она вскинула руки, как будто это очевидно. — Я представляла себе длинные волосы, высокие скулы и будущих внуков, а не…. Не…

Айзек выгнул бровь.

— Мужчину? Мам… — он перевел взгляд с Бриджит на молчаливого Винсента, который стоял спиной ко мне и Истону. — Я открылся тебе много лет назад. Как ты можешь до сих пор изображать такое удивление?

— Потому что, Айзек. Молодые люди не знают, чего они хотят, поэтому они экспериментируют — прекрасно. Но люди растут. Люди меняются.

Наконец, Винсент перекрыл свою полосу молчания. Его низкий, проникновенный голос обратил все головы в его сторону.

— Это интересно, Бриджит. Я думаю, ты лучше всех знаешь, что мы не меняемся.

Ее лицо побледнело.

— Возможно, для этого не следовало бы делать частное заявление, Айзек, — сказал он. — Но твоя честность освежает.

Что?

Губы Айзека приоткрыли.

Затем сомкнулись. Затем разошлись.

— Это так?

Выражение лица Истона — чистый лист. Я не могла сказать, о чем он думал. Его глаза прикованы к отцу, как будто веревка не давала ему отвести взгляд.

Медленно Винсент наклонил голову, снова обращая свое уничтожающее внимание на свою не менее ошеломленную жену.

— С другой стороны, ты. Такая скучная. Такая эгоистичная…

— Что? Я… — глаза Бриджит стали размером с блюдца. — Как ты мог? Я просто забочусь о нашем сыне. Ради его будущего…

— Ты заботишься о том же человеке, что и всегда. О себе.

Она ахнула, и я отодвинулась. Моя рука вслепую нащупывала дверь позади меня в поисках ручки. Я не должна быть здесь. Слушать это. Я не настоящая семья, не такая, как они, и теперь, когда я знала, что с Айзеком все в порядке, дискомфорт пробежал у меня по коже с каждым дополнительным словом, которое они произносили.

Голос Бриджит поднялся до незнакомой мне высоты, почти до визга.

— Не может быть, чтобы ты все еще наказывал меня за старую ошибку, Винсент. Я сделала все, все, что было в моих силах, чтобы загладить это.

— Ничего, заслуживающего искупления.

— Ты не можешь быть серьезным. Черт возьми, я взяла к себе испорченного, грязного ребенка только для того, чтобы попытаться заставить тебя вернуться ко мне! Для нас. Однажды ты хотел девочку. Разве этого было недостаточно? Почему это не исправило все, как тогда, когда мы усыновили Айзека? Разве ты не помнишь? Тогда ты простил меня. Долгое время мы снова были настоящей семьей.

Кровь прилила к моим ушам, и моя рука соскользнула с ручки, безвольно падая набок.

Испорчена.

Грязная.

Ребенок.

Мне всегда было интересно, почему она взяла меня к себе. Думаю, теперь у меня был ответ.

Взгляд Истона коснулся моей щеки, но я не могла заставить себя посмотреть на него. Я не могла заставить себя сдвинуться с места.

— Дорогой… — тихая мольба Бриджит впивается в мои уши, как когти. — Это было всего один раз.

— И все же ты лжешь! — прогремел Винсент. Его гнев сотряс комнату. — Я знаю, Бриджит. Я знаю, что Истон не мой!

Воздух застыл.

Мои легкие сжались, когда я наконец заставила себя посмотреть на Истона.

Каждый дюйм его тела твердый. Статуя, вырезанная из грубого камня с зазубренными краями.

Тишина еще никогда не была такой удушающей.

— Я знал это много лет, черт возьми!

Долгое время Бриджит просто смотрела на Винсента, разинув рот.

— Я… Ладно… Но… Но это закончилось давным-давно. Ты должен мне поверить, — ее губы дрожали, соответствуя неуверенности ее голоса. — Кроме того, Айзек тоже не твой, и ты все равно любишь его. Ты любишь его больше, чем кто-либо из нас.