Лжец
Шрифт:
– Итак, старина, – какую кровать выбираешь?
– Да мне в общем-то все равно. Пусть будет вот эта.
– Ладно. Тогда первым делом затаскиваем сумки в ванную комнату.
Как и в любом английском отеле, в каком когда-либо останавливался Эйдриан, в этом было до ужаса перетоплено. Пока Картрайт чистил в ванной зубы, Эйдриан, раздевшись догола, скользнул в постель.
«Так вот, Хили, – предостерег он себя, – веди себя прилично. Понял?»
Едва Картрайт, облаченный в великолепную небесно-синюю пижаму, вышел, с раскачивавшейся
– Ну что, Картрайт, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Эйдриан закрыл глаза. Он слушал, как Картрайт сбрасывает шлепанцы и укладывается.
«Не дай ему выключить свет. Пусть возьмет книгу. Пожалуйста, Господи».
Он навострил уши и услышал шелест переворачиваемой страницы.
«Спасибо, Господи. Ты сокровище».
Следующие пять минут Эйдриан посвятил тому, чтобы сделать свое дыхание более глубоким, замедлить его ритм, дабы всякий, кто на него взглянет, мог бы поклясться, что он крепко спит.
Затем он принялся создавать впечатление сна более тревожного. Для начала он повернулся на бок и тихо застонал. Пуховое одеяло соскользнуло на пол. Эйдриан перекатился к краю кровати, сбросив с себя и верхнюю простыню. Еще через минуту он резко крутнулся назад, ударив ногой, отчего простыня присоединилась к одеялу.
Теперь он лежал в постели голым, дышал отрывисто и дергался. Свет у Картрайта еще горел, однако страницы переворачиваться перестали.
– Эйдриан?
Это был всего только тихий шепот. Но принадлежал он безусловно Картрайту.
– Эйдриан… – пробормотал, вернее, наполовину всхрапнул в ответ Эйдриан, поворачиваясь к Картрайту лицом – рот нараспашку, глаза закрыты.
– Эйдриан, с тобой все в порядке?
– В долине никого не осталось, – резко взмахнув рукой, ответил Эйдриан.
Он услышал, как скрипнула кровать Картрайта. «Идет, – подумал он, – идет, черт, идет!» Ступни Картрайта зашлепали по полу. «Он рядом, я чувствую!»
– Я съем их потом… после, – простонал Эйдриан. Он услышал шорох простыни, почувствовал, как на него набрасывают одеяло.
«Не может же он просто укрыть меня на ночь! Не может. У меня эта штука толщиной с молочную бутылку. Живой он человек или кто? Ладно, поехали дальше. Риск – благородное дело».
Он изогнулся дугой и засучил ногами вверх-вниз.
– Люси? – спросил он, на сей раз громко. Откуда взялось это имя, Эйдриан ни малейшего понятия не имел.
– Люси?
Он выбросил руку в сторону и поймал Картрайта за плечо.
– Люси, это ты?
Одеяло снова медленно сползало с него. Внезапно он ошутил у себя между бедер теплую ладонь.
– Да, – сказал он, – да.
Потом мягкие волосы промахнули по его груди, язык лизнул в живот.
«Хьюго, – вздохнул он про себя. – Хьюго!» – и вслух:
– Ох, Люси –Люси!
Эйдриана разбудил звук спускаемой в уборной воды. Он был укрыт одеялом, солнечный свет пробивался сквозь щель в шторах.
– О господи! Что я наделал? Из ванной появился Картрайт.
– С добрым утром, – весело сказал он.
– Привет, – пробормотал Эйдриан, – сколько, к дьяволу, времени?
– Семь тридцать. Хорошо спал?
– Боже, как бревно. А ты?
– Неплохо. Ты все время разговаривал во сне.
– Ой, прости, – сказал Эйдриан. – Со мной это бывает. Надеюсь, я не лишил тебя сна.
– И все звал Люси. Кто это?
– Правда? – Эйдриан наморщил лоб. – Ну, у меня была собака, которую звали Люси…
– А, понятно, – отозвался Картрайт. – А я-то удивлялся.
«Срабатывает неизменно», – сказал себе Эйдриан, переворачиваясь и вновь погружаясь в сон.
Похороны были скромные. Недолгое прощание с недолгой жизнью. Эйдриану родители Троттера обрадовались, с Картрайтом же были вежливы, однако полностью скрыть неприязнь к нему не сумели. Его красота, его бледность, подчеркиваемая темным костюмом, – все это оскорбляло память их низенького, толстого, заурядного сына.
После службы все поехали в фермерский дом Троттеров, стоявший в пяти милях от Харрогита. Одна из сестер Свинки подарила Эйдриану его же фотографию – он лежал на животе, наблюдая за крикетным матчем. Эйдриан, сколько ни старался, не смог припомнить, как Троттер сделал этот снимок. Никто не прокомментировал того обстоятельства, что фотографий Картрайта у Троттера не имелось.
Мистер Троттер спросил Эйдриана, не хочет ли он приехать на летние каникулы, пожить у них.
– Ты когда-нибудь стриг овец?
– Нет, сэр.
– Тебе понравится.
На обратном пути за рулем сидел Тикфорд. Эйдриану предложили место с ним рядом. Никому не хотелось, чтобы его снова рвало.
– Прискорбная история, – сказал Тикфорд.
– Да, сэр.
Тикфорд махнул себе ладонью за плечо, указывая на Картрайта, который тихо посапывал, привалившись к миссис Тикфорд.
– Надеюсь, вы никому не сказали, – произнес он.
– Нет, сэр.
– Теперь вам следует заняться учебой, Эйдриан. Триместр начался плохо. Сначала мерзкий журнал, теперь вот это… и все в первую неделю. Повсюду распространяются дурные тенденции, я вот гадаю, могу ли я рассчитывать на вашу помощь в борьбе с ними?
– Ну что же, сэр…
– Возможно, случившееся – это просто толчок к тому, чтобы вы начали наконец относиться к себе серьезно. Мальчики, подобные вам, обладают огромным влиянием. И от того, на достижение каких целей оно направлено, хороших или дурных, зависит разница между школой счастливой и школой несчастливой.
– Да, сэр.
Тикфорд похлопал Эйдриана по колену:
– Я чувствую, что смогу положиться на вас, Эйдриан.
– Сможете, сэр, – сказал Эйдриан. – Даю вам слово.