Лжегерои русского флота
Шрифт:
Тем временем царское правительство продолжало принимать меры к подавлению восстания потёмкинцев. Ещё 18 июня управляющий Морским министерством Ф.К. Авелан приказал адмиралу Г.П. Чухнину сообщить по всему побережью о выходе «Потёмкина» из Одессы. 20 июня царь Николай II записал в дневнике: «Чёрт знает, что происходит в Черноморском флоте. Три дня тому назад команда „Георгия Победоносца“ присоединилась к „Потёмкину“, но скоро опомнилась, просила командира и офицеров вернуться и, раскаявшись, выдала 68 зачинщиков. „Потёмкин“ очутился сегодня перед Констанцей в Румынии. На „Пруте“ тоже были беспорядки, прекращённые по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников».
В это время капитан-лейтенант Негру получил телеграмму министра иностранных дел Румынии с категорическим запрещением снабжать «Потёмкин»
На собранном заседании судовой комиссии Березовский предложил идти в район Поти, где можно было захватить турецкие суда, перевозящие уголь из Зонгулдака в Константинополь.
Согласно воспоминаниям машинного унтер-офицера С. Денисенко, Матюшенко опять старался склонить всех идти к кавказским берегам: «Я думаю, что нам лучше идти в Батум, — продолжал он, — там мы высадимся на берег и к нам присоединится много товарищей-революционеров. Там много армян, а армяне — почти все социалисты, и пойдём мы тогда войной на царя и будем брать один город за другим, пока не доберёмся до самого Петербурга!» Сам Денисенко тоже звал матросов в Батум, где можно было, по его мнению, соединиться с местными меньшевиками-сепаратистами. Любопытно, что если бы предложение Денисенко победило, то сегодня грузинские учебники истории писали бы о «Потёмкине» как о первом грузинском броненосце! Но предложение Денисенко встретило сопротивление прапорщика Алексеева, который резонно заявил, что «Потёмкин» до Кавказа просто не дойдёт, так как не хватит угля. Денисенко же с пеной у рта доказывал, что именно Батум должен стать базой «Потёмкина». Денисенко поддержал и Матюшенко. После долгих колебаний комиссия решила всё же идти к берегам Кавказа. Но для этого надо было запастись углём и провизией, хотя бы на первое время. Предложение Березовского о пиратских налётах на турецкие суда матросы отклонили, так как после первого же такого захвата даже сдавшихся потёмкинцев во всём мире потом отправили бы на виселицу. Что касается Фельдмана, то он советовал идти в Феодосию, так как, во-первых, это крупный железнодорожный узел и уголь там должен быть и лучше грабить своих, чем иностранцев, кроме этого там можно было установить связь с местными революционерами и получить сведения о положении в Севастополе. Алексеев снова выступил против. Он предложил идти в Евпаторию, так как до неё было несколько ближе. В итоге комиссия постановила идти в Феодосию, оттуда к берегам Кавказа, там высадить десант и соединиться с вольнолюбивыми грузинами. В случае неудачи в Феодосии, опять же, на остатках угля идти до берегов Кавказа, там взорвать броненосец и присоединиться к местным повстанцам.
На прощание румыны поинтересовались намерениями восставших. Конспиратор Березовский ответил, что «Потёмкин» направляется в Турцию за углём и едой. 20 июня в 13 часов 20 минут броненосец «Потёмкин» и миноноска № 267 покинули Констанцу.
В час дня «Потёмкин» с миноносцем на буксире без лишнего шума (никаких салютов уже не было и в помине!) снялся с якоря и ушёл в море. Куда ушёл? А в никуда! Больше «Потёмкин» и потёмкинцев никто и нигде уже не ждал. Их предали толкнувшие на мятеж одесские революционеры, бросили братки георгиевцы, они опозорились на весь мир с «Псезуапе» и вмиг потеряли ореол борцов с царизмом, превратившись для всех в заурядных пиратов, наконец, у них осталось мало угля и они разочаровались в своих вожаках.
Из воспоминаний механика Коваленко: «Я иногда с невольным любопытством наблюдал в течение этого двухсуточного перехода оригинальную жизнь нашей вольницы под сенью вымпела, Андреевского флага и красного знамени, жизнь, в которой остатки прежней военной организации должны были приноровляться к вновь провозвещённым принципам свободы и равенства и в которой вообще старое и обычное своеобразно сочеталось с совершенно новым и необычайным. Раздаётся, например, столь обычный на военном судне звук дудки вахтенного унтер-офицера и вслед за этим слышится совсем уж необычная команда его: „Комиссии собраться в адмиральском помещении на заседание!“ или „Желающие и свободные от занятий — ходи в адмиральское помещение на заседание комиссии!“. Или опять — едва замирали последние звуки рожков и барабанов, которыми обыкновенно сопровождается на военном судне спуск флага при заходе солнца, как на палубе раздавалась свободная речь кого-нибудь из ораторов… Несмотря на недостаток пищи и тяжёлую работу, в продолжение обоих дней этого перехода на баке царило большое оживление: там, сменившись с вахты и пообедавши сухарями с водой, свободная от службы часть команды веселилась. В одном углу под незатейливые звуки скрипки и бубна двое самым добросовестным образом… отплясывали гопака, в другом… целая толпа забавлялась какой-нибудь из матросских игр. Повсюду слышался говор, смех и песни».
Коваленко умалчивает, что именно на переходе в Феодосию на «Потёмкине», помимо плясок гопака и игр, начались первые массовые пьянки матросов, чего в первые дни не было. Потому и веселились, а не думали над своим будущим. Пройдёт совсем немного времени, и ситуация на «Потёмкине» вообще изменится до неузнаваемости.
УЛЬТИМАТУМ ФЕОДОСИИ
«Потёмкин» пришёл в Феодосию в седьмом часу утра 22 июня. Теперь он снова был под Андреевским флагом. Для пущей торжественности броненосец украсили флажками расцвечивания. Матюшенко и одесские революционеры рассчитывали, что одно их появление в Феодосийском порту вызовет восторг у местного населения. Но ошиблись, никакого восторга их появление не вызвало. На берегу были любопытные, но не более того.
Николай Второй, узнав о приходе «Потёмкина» в Феодосию, направил вице-адмиралу Чухнину телеграмму с требованиями «прекратить шатания „Потёмкина“ по портам» и «покончить с этим невыносимым положением».
Едва «Потёмкин» остановился на рейде, к нему подошёл катер с чиновником порта. Матросы потребовали было катер к трапу, но катер развернулся и ушёл. Тогда группа матросов во главе с Березовским сама отправилась в порт. Там Березовский велел передать своё приказание явиться на «Потёмкин» городскому голове, в противном случае угрожая обстрелом города. Для лечения больных запросил врача. В 9 часов утра городской голова Дуранте, его заместитель, гласный городской думы, полицейский исправник, портовый чиновник и городской врач Муралевич в 9 часов прибыли на броненосец. Городскому голове вручили список необходимых материалов. Дуранте обещал немедленно всё исполнить и доложил о требованиях матросов военному командованию.
Городские и военные власти собрались на совещание Начальник гарнизона и начальник жандармского управления старались уговорить городского голову и гласных «не срамить Феодосии и не исполнять никаких требований мятежников». Но Дуранте и гласный Крым являлись, как и другие члены управы, крупными домовладельцами. Под угрозой бомбардировки, опасаясь за своё имущество, они проголосовали за удовлетворение требований потёмкинцев. Начальник гарнизона генерал-майор Плешков (имевший в своём распоряжении всего 400 солдат) был категорически против. В конце концов пошли на компромисс — дать мятежникам некоторое количество продовольствия. В 4 часа дня катер с броненосца в сопровождении миноносца прибуксировал нагруженное продовольствием судно «Запорожец» к борту «Потёмкина». С него сгрузили хлеб, муку, мясо и даже четырёх живых быков. К этому времени Плешков получил распоряжение командира 7-го армейского корпуса «никаких требований мятежников не исполнять». Отгрузка продовольствия была сразу же прекращена. С «Потёмкина» требовали уголь и свежую воду. Снова прозвучал ультиматум в случае невыполнения требований расстрелять город.
Настроение потёмкинцев несколько улучшилось, когда побывавшие на берегу матросы принесли ложный слух, что броненосцы «Екатерина II» и «Синоп» якобы подняли восстание и ушли к берегам Турции разыскивать «Потёмкин», но ненадолго. Вскоре на броненосце стало известно об арестах активистов восстания на «Георгии Победоносце» и грозящих им суровых наказаниях. Недолгая эйфория сразу же сменилась всеобщим унынием. Все понимали, что впереди, учитывая убийство офицеров, их ждут куда более суровые наказания. Часть команды к этому времени уже практически вышла из повиновения судовой комиссии.
Из донесения начальника Таврического губернского жандармского управления, Феодосия, 25 июня: «…Во время отвоза на броненосец провизии с катера его бежал матрос Кабарда, который на допросе показал, что на „Потёмкине“ имеется 750 человек экипажа, в числе коего до 400 новобранцев, совсем не сочувствующих охватившему броненосец революционному движению, что всем руководят два севших в Одессе неизвестных статских, из коих один, судя по фуражке, студент, и что на броненосце имеется только 67 человек, проникнутых духом мятежа, людей наиболее решительных и отчаянных, держащих в руках весь экипаж; что командир „Потёмкина“ Голиков и старший офицер Неупокоев убиты матросом Матюшенко, убито ещё шесть офицеров… На борту находятся: прапорщик запаса Алексеев, командующий броненосцем по принуждению, и два механика, распорядительной же частью заведует старший боцман; что угля на броненосце осталось около 10000 пудов, воду добывают опреснителем, провизии нет, и команда уже 4 дня питается сухарями, пьянствует, состояние духа её угнетённое и разногласие в распоряжениях и неисполнительность видны на всём: людей боятся отпускать с катера, чтобы не убежали, динамо-машины не действуют, отчего не могут стрелять 12-дюймовые орудия, чистка броненосца не производится и команда утомлена и расстроена…»