Лжесвидетельствующий попугай
Шрифт:
Мейсон кивнул.
– Хорошо, я разрешаю вам пройти к ней в тюрьму, – сказал шериф. – Но только вам одному. Все остальные останутся здесь.
Мейсон вслед за шерифом Барнесом вошел в помещение тюрьмы. Забранные решетками окна производили угнетающее впечатление на человека, не привычного к подобной обстановке.
– Она находится в камере предварительного заключения, – пояснил шериф, – вон с той стороны здания. Их надзирательница – жена начальника тюрьмы. Пройдите в приемную и подождите.
Элен Монтейт появилась минут через пять.
– Чего вы хотите? – спросила она, усаживаясь на стул.
– Помочь вам, если удастся, – ответил Мейсон.
– Похоже, что это невозможно. Я увязла так, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Я подожду за дверьми, – сказала надзирательница.
– И не забудьте поплотнее закрыть дверь, – распорядился шериф, пусть они беседуют спокойно.
Дверь закрылась. Мейсон внимательно посмотрел на Элен Монтейт и ему не понравилось, как она выглядит.
– Расскажите мне обо всем, – попросил Мейсон.
– Зачем? – равнодушно спросила она. – Наверно, дело в том, что я была так безмерно счастлива. За все приходится расплачиваться. Зачем теперь переживать? Единственный человек, которого я любила, убит... И они еще могут обвинять меня в его смерти! Нет, я не стану плакать, не беспокойтесь. Я не хочу себя жалеть!
– Почему вы уехали от Деллы Стрит? – спросил Мейсон.
– Потому что хотела вернуться домой и уничтожить письма, которые получила от... от моего мужа, – ответила она с вызовом.
– Вполне вероятно, – сказал Мейсон, – что может оказаться, что Фраймонт С.Сейбин был действительно вашим законным мужем. Возникли сомнения о правомочности его брака с Элен Вейткинс. Если вы мне поможете, мы сумеем кое-что сделать.
– Вы ничего не сможете сделать, – устало сказала Элен Монтейт. – Все против меня. Я вам не говорила о самой страшной улике.
– Какой именно?
– Я ездила в тот домик во вторник шестого числа.
– Зачем?
– Из чистой сентиментальности, – пояснила она. – Мне никто не поверит, никто не поймет. Наверное, для этого надо быть безумно влюбленной, притом после полного разочарования. Я поехала потому, что была там счастлива... Мне хотелось снова почувствовать смолистый запах сосен и атмосферу мира и покоя, окружающую дом. Я хотела пережить вновь, хотя бы мысленно, те счастливые часы.
– Вы заходили в дом?
– Нет. Просто побродила вокруг.
– Почему вы не рассказали этого полицейским? – спросил Мейсон.
– Кому хочется выставлять себя на посмешище? Собственно, из-за этого я и письма сожгла. Они кажутся такими нежными, такими сокровенными, когда читаешь их одна, но чтение вслух в суде...
– Но вас там кто-то видел? – спросил Мейсон.
– Да, меня задержали за превышение скорости, – ответила она. – Лично я думаю, что и нарушения-то не было, просто полицейский хотел выполнить дневную норму по количеству штрафников. Я оказалась как раз двадцать пятой. Во всяком случае, он записал номер машины и выписал на мое имя квитанцию со штрафом. Полиция сразу об этом узнала.
– А что в отношении револьвера?
– Мой муж просил меня раздобыть ему оружие, – ответила Элен Монтейт.
– Он сказал зачем? – спросил Мейсон.
– Нет. Он просто позвонил мне в библиотеку и спросил, нет ли в коллекции револьвера, который бы стрелял. Я ответила, что наверняка не знаю, но наверное найдется. И принесла ему револьвер. Он сказал, что он ему нужен всего на пару дней.
– Вам его просьба не показалась странной? – поинтересовался Мейсон.
– Боже мой, когда любишь, ни о чем не думаешь! – воскликнула она.
– Так вы вернулись домой, чтобы сжечь его письма?
– Да.
– А не для того, чтобы спрятать патроны? – спросил Мейсон.
– Нет.
– Но вы же пытались их спрятать, да?
– Когда я приехала туда, мне показалось, что от них стоит отделаться.
– А попугай? – поинтересовался адвокат. – Это вы его убили?
– Господи, нет! – воскликнула девушка. – Зачем мне нужно было убивать попугая?
– Но вы ведь наверняка слышали, что птица все время повторяла: «Убери револьвер, Элен! Не стреляй! Боже мой, ты меня застрелила!»
– Это не может относиться ко мне, – твердо ответила Элен Монтейт. Попугая муж купил в зоомагазине в пятницу второго числа. За столь короткое время я не могла научить птицу ни единому словечку. К тому же, попугай не был даже вблизи того домика. – Неожиданно у нее на глаза навернулись слезы. – Я не могу поверить, просто не могу поверить, что он мог сделать что-то такое, что могло бы обидеть меня, как-то нарушить мой покой. Он все время думал о моем счастье. Как он был ко мне добр, как нежен и внимателен... и какой у него был изумительный характер!
Мейсон потрепал ее по плечу.
– Не переживайте так сильно. Поберегите нервы для решающего сражения. Сегодня вечером вам придется предстать перед жюри коронера.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она, сдерживая рыдания, – чтобы я отказалась вообще говорить? Кажется, именно так поступают адвокаты?
– Наоборот, – мягко сказал Мейсон, – я хочу, чтобы вы честно и откровенно ответили на все вопросы. Независимо от того, в чем станут вас обвинять и как будут стараться напугать и запутать, вы станете говорить только правду. Безусловно, это пытка, но зато вы выйдете оттуда с гордо поднятой головой.
– Что-то вы переменили свое намерение, – сказала Элен Монтейт. Вчера вечером вы пытались спрятать меня от полиции.
– Я предполагал, что кто-то непременно попытается прикончить попугая, – сказал Мейсон. – Если бы вы находились дома и услышали шаги незваного гостя... Поймите, на совести этого человека уже одно убийство, второе не составило бы большого труда.
– Но как вы могли узнать, что кто-то попытается убить Казанову? удивилась она.
– Это было всего лишь догадкой, – улыбнулся Мейсон. – Как вы полагаете, вы продержитесь сегодняшний вечер?