Лживый язык
Шрифт:
— Ну… боюсь, о набросках говорить рано. Я еще ничего не писала.
— А вы могли бы что-нибудь подготовить для него? Хотя бы автореферат — что-то такое, что вы могли бы показать вашему агенту или издателю?
— Нечто подобное у меня есть, но не думаю, что это стоит показывать мистеру Крейсу.
Лавиния видела, что я несколько удивлен. Вне сомнения, она испугалась, что я отменю сделку, вернусь к Крейсу и скажу, чтобы он с ней не связывался.
— Однако мне не составит труда придать своим записям более презентабельную форму, так
Она подразумевала, что готова представить Крейсу более сглаженную, отредактированную версию.
— Да, пожалуй, мистеру Крейсу было бы любопытно это посмотреть. Я знаю, он хотел бы прояснить для себя ситуацию в течение нескольких ближайших дней, так что…
— Правда? Так скоро?
— Да… Он не из тех, кто любит откладывать дела в долгий ящик. На следующей неделе я возвращаюсь в Венецию, так что, может, к тому времени вы мне все подготовите?
— Конечно. Без проблем.
Она крепко сидела у меня на крючке. А что, если закинуть удочку еще глубже?
— Ведь вот что забавно, — со смехом сказал я, — вы, пожалуй, знаете о мистере Крейсе больше, чем он сам о себе. Дело в том, что вскоре после того, как он переселился в Венецию, большая часть его личного архива была уничтожена во время одного особенно сильного наводнения.
— Серьезно?
— Я уверен, он очень обрадуется, если вы дадите ему копии тех документов, что вы нашли: свидетельства о рождении, данные генеалогического характера, все такое.
— Ну…
— Думаю, это многое решит.
— Э-э-э…
— Это будет большой плюс в вашу пользу.
— Вы так считаете?
— Конечно… Тем самым вы завоюете расположение мистера Крейса, он поймет, что может вам доверять. К тому же речь ведь идет только о том, чтобы он мог восстановить некогда утраченные документы. Но если это сложно…
— Нет-нет, ничуть. — Она выдавила улыбку. — На следующей неделе я также предоставлю вам и эти материалы, и вы передадите их мистеру Крейсу.
— Замечательно. Мистер Крейс будет вам очень благодарен.
Наконец-то чувство признательности, отразившееся на моем лице, не было притворным. Думаю, я действительно испытывал благодарность к Лавинии Мэддон.
К тому времени, когда я вернулся домой к Джейку, я уже валился с ног от усталости. Я упал на диван, потер глаза и откинулся на подушки, чувствуя, как последние остатки энергии покидают мое тело. Вокруг меня сомкнулась чернота, и я, должно быть, заснул, так как следующее, что я помню, был сигнал моего мобильника. Я взял телефон, увидел на экране высветившийся номер родителей и сбросил вызов. Я не был готов к разговору с ними.
Не шевелясь, почти не дыша, я сидел в темноте до прихода Джейка. Он вошел, включил свет и увидел, что я сижу на диване — с открытыми глазами.
— Черт побери, старик… ну ты даешь! У меня чуть инфаркт не случился. — Он бросил ключи в чашу на тумбочке.
Я прокашлялся, хохотнул.
— Извини.
— Как дела? Раскопал что-нибудь интересное о своем загадочном человеке?
Я сказал, что библиотека газетных материалов сослужила мне добрую службу, и поблагодарил Джейка за помощь. Чтобы пресечь новые вопросы, я спросил, как у него прошел день. Вечером он был на презентации какой-то книги, и у него от красного вина остались усы.
— Встретил там твоего любимчика, — сообщил Джейк.
— Кого?
— А сам не догадываешься?
Я прекрасно понимал, о ком идет речь, но не хотел думать о нем.
— Доктора Керкби. Боже, посмотрел бы ты на его рожу, когда он увидел меня. Наверно, подумал, что ты где-то рядом. Правда, сам я тоже был немало удивлен, не ожидал встретить его на сегодняшнем мероприятии. Это была презентация биографии какой-то малоизвестной художницы девятнадцатого века. Все считали ее просто чьей-то музой, но оказывается, она сама тайно писала. Занимательная история и…
— Ты говорил с ним?
— Да так, парой слов перекинулись — из вежливости. Рука у него гораздо лучше, во всяком случае, он уже без гипса.
Мы рассмеялись.
— Ее с ним не было, нет?
Джейк посмотрел на меня с озабоченностью, даже с тревогой во взгляде.
— Нет, ее с ним не было, приятель, — тихо ответил он. — Значит, все еще думаешь о ней?
Я кивнул, не зная, что сказать.
— Но ты ведь уже успокоился, да?
— Пожалуй, — согласился я. — Тогда на меня просто какое-то затмение нашло. Совсем рассудок потерял. Будто это вовсе не я был.
— Это уж точно.
— Но с тех пор я изменился. Теперь стою на верном пути. — Я произносил избитые фразы с долей иронии в голосе. — Знаю, что делаю. Целеустремлен.
В тот момент я вспомнил свою последнюю встречу с Элайзой. Я просто хотел быть с ней, рядом с ней.
— Так какие у тебя планы?
— Завтра еду в Дорсет, продолжу сбор материала для моего писателя. Потом на день или два вернусь в Лондон. Остановлюсь здесь, если не возражаешь. На следующей неделе — опять в Венецию.
Я был уверен, что любой другой в ситуации, подобной той, повел бы себя так же, как я. Меня спровоцировали — именно так. Она стала щеголять передо мной своим новым кавалером. Да еще так скоро после нашего разрыва. А он был ее — нашим — лектором. Какая мерзость!
— Как будешь добираться? До Дорсета.
— Поездом… два с половиной часа, от Ватерлоо до Дорчестера.
Я дождался, когда он выйдет из здания колледжа, и последовал за ним домой. В метро держался вне поля его зрения, сел в соседний вагон, спрятался за газетой. Я шел за ним от станции «Финсбери-парк», отставая от него каждый раз, когда он замедлял шаг или, как мне казалось, собирался оглянуться.
— Где остановишься?
— Пока не решил. Наверно, в какой-нибудь дешевой гостинице или, может быть, в пабе.