Лживый язык
Шрифт:
— Впрочем, это неважно. Так что вы от меня хотите?
— Думаю, для начала нам стоит зайти в церковь, пройдемся там. Знаю, вы говорили, что никогда особо не обращаете внимания на интерьер, но может быть, увидев кое-какие предметы или изображения, все же вспомните что-нибудь интересное?
— Что ж, ладно, — согласился он, вытирая подошвы грязных кроссовок о коврик из волокна кокосовой пальмы. — Только сразу предупреждаю, на мою помощь особо не рассчитывайте.
Мы вошли в холодное сырое здание церкви: тишину нарушало только
— Честно говоря, я прихожу сюда только по строгому распоряжению директора, — подал голос Левенсон. — Никогда не любил здесь бывать, даже в школьные годы. Мне тут жутко становится, аж в дрожь бросает.
Я достал свой блокнот и принялся записывать отрывки нашей беседы. Нужно было делать вид, будто мне интересны суждения Левенсона относительно церкви и представленной здесь коллекции. Мы прошли через арку, потом под галереей, на которой был установлен орган, и остановились в сокровищнице. Я включил свет, озаряющий стеклянную витрину.
— Помните, чтобы какая-то из этих реликвий произвела на вас особое впечатление, когда вы учились здесь?
Левенсон смотрел на коллекцию — на триптих из слоновой кости, разрушенный крест, оловянный потир, старинную книгу — так, будто видел ее впервые.
— Нет, не припомню. Боюсь, в таких вещах я был и, скорее всего, остаюсь полнейшим невеждой. Так что, увы, простите.
— Пустяки.
Свет в витрине погас, но я не стал его заново включать. Мы вновь пошли по церкви, направляясь к алтарю по северному приделу. Когда мы остановились перед статуей женщины, держащей половинку черепа, Левенсон, как мне показалось, содрогнулся.
— Это единственное, что по-настоящему задевало мои чувства, — признался он, показывая на скульптуру. — Та женщина с тем ужасным черепом. Когда я только поступил в эту школу, помнится, старшие мальчики рассказывали о проклятии кричащего черепа. Что якобы это череп ее возлюбленного, которого убил ее муж. Разумеется, все это чистая выдумка, но, когда тебе двенадцать и ты живешь вдали от родителей, ты готов поверить в любую чепуху. Не поймите меня неправильно, я считал себя крутым малым, но вот это наводило на меня ужас. Впрочем, вам, наверно, это неинтересно, да?
— Нет, нет, — возразил я, торопливо черкая в своем блокноте, — очень интересно. Как раз такие рассказы я и намерен использовать в своей работе.
— В самом деле?
— Да, — подтвердил я. — Яркое личное восприятие. Вы не знаете, у ваших школьных друзей было такое же отношение?
— Наверняка. Это одна из тех историй, какие обычно рассказывались в спальне после того, как выключали свет.
— И вы поддерживаете связь со своими одноклассниками? — спросил я, открывая блокнот на той странице, где я записал фамилии мальчиков из дискуссионного клуба.
— К своему стыду, мало с кем.
— Ну а… так, секундочку… с Тимоти Флетчером? Дейвидом Уордом?
— Нет. — Левенсон прищурился.
— С Мэтью Ноулсом?
Он покачал головой.
— С Джеймсоном?
— Нет, — ответил он, стараясь контролировать свой голос.
Я глубоко вздохнул, все еще притворяясь, будто читаю в блокноте список имен, выбранных произвольно.
— С Кристофером Дэвидсоном?
Его темные глаза стали еще темнее. Мясистая нижняя губа дернулась, будто крупный червяк, выползающий из земли.
— Ну а с Гордоном… Гордоном Кре…
Левенсон схватил меня за горло. Я выронил блокнот на холодный твердый пол. Левенсон толкнул меня на статую с такой силой, что я услышал, как затрещала моя голова, ударившись о мрамор. Он впился в меня обжигающим взглядом своих черных глаз.
— Не знаю, что за игру…
— Если всех тех ребят вам удалось запугать в свое время, то со мной этот номер не пройдет, — выпалил я, поражаясь собственной прямоте.
Левенсон сильнее сдавил мою шею.
— Мне известно, что вы сделали с Кристофером Дэвидсоном.
Он, казалось, оцепенел.
— Свели его в могилу.
У него отвисла челюсть.
— А еще раньше его отца.
— Это вы о чем? — тихо спросил он, немного ослабив хватку.
— О дневнике Криса. Я его прочитал. Там все это есть. Все, что вы творили.
— Не понимаю, о чем вы, — проговорил он, но было видно, что мои слова задели его за живое.
Левенсон отпустил меня. Казалось, этот огромный мужчина съеживается прямо на моих глазах. Его плечи опустились, грудь сдулась сама собой, ноги подкосились. Я выбил из него дух, причем не кулаками, а словами, парой предложений о том, что случилось много лет назад.
— Послушайте, вы все не так поняли.
— Именно так, судя по тем свидетельствам, что оставил Крис. Одному Богу известно, что вы сделали с теми ребятами.
— Нет, — крикнул он и уже более спокойно добавил: — Нет, все не так, как вы думаете. Совсем не так.
В эту минуту мы услышали, как хлопнула дверь церкви и по полу зашаркали чьи-то ноги.
— Здесь мы не можем говорить, — сказал Левенсон, оглядевшись. — На башне я сто лет не был, но, думаю, ключ у меня есть. Там тихо, посторонним туда хода нет. Нам никто не помешает.
Из кармана тренировочных штанов он извлек большую связку ключей, которые стал перебирать, пока не нашел один маленький, похожий на тот, каким Крейс отпирает почтовый ящик.
— Да, вот он. Следуйте за мной.
Я поднял с пола свой блокнот и пошел за Левенсоном к галерее с органом. У сокровищницы он отодвинул старую портьеру из черного бархата, скрывавшую узкую каменную лестницу, вход на которую преграждала решетчатая деревянная дверь, запертая на висячий замок. Левенсон отпер эту дверь, представлявшую собой хлипкую конструкцию из сколоченных крест-накрест тонких деревянных планок, и стал подниматься по лестнице, ведущей на башню.