М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
2 Отечественные записки, 1841, т. XV, № 4, отд. VI, с. 68.
26
казали возвращаться на Кавказ. Безуспешными оказались и настой
чивые хлопоты Жуковского, который, как видно из недавно опубли
кованных нами дневниковых записей, пытался повлиять и на
наследника престола, и на императрицу. В эти дни столица
к торжественному событию — к свадьбе великого князя Александра
Николаевича. Жуковский решил воспользоваться благоприятным
стечением обстоятельств: по существовавшей традиции свадьбе
наследника должны были сопутствовать щедрые награды, равно как
и амнистия провинившихся и осужденных. Жуковский настоятельно
советует своему воспитаннику цесаревичу Александру Николаевичу
сделать все от него зависящее для смягчения участи декабристов,
Герцена и Лермонтова. Ходатайство Жуковского потерпело фиаско.
Царское правительство не пожелало быть великодушным.
В первой половине дня 12 апреля Лермонтов посетил Жуков
ского. Мы не знаем точно, о чем они беседовали, но несомненно
одно — опальный поэт благодарил Жуковского за искреннее желание
помочь ему.
Вечером 12 апреля в доме Карамзиных состоялись проводы
поэта. «После чаю Жуковский отправился к Карамзиным на проводы
Лермонтова, который снова едет на Кавказ по минованию срока
отпуска своего» 1.
Накануне отъезда В. Ф. Одоевский сделал надпись на записной
книжке: «Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга
с тем, чтобы он возвратил мне ее сам, и всю исписанную». Эта
книжка стала бесценной реликвией лермонтовского наследия; в нее
вписаны последние стихотворения поэта.
Лермонтов приехал в Москву 17 апреля и пробыл там меньше
недели. Но какие это были дни! Есть основания предполагать, что
часть записной книжки Одоевского заполнялась в Москве. Сопоставим
имеющиеся свидетельства современников. В письме к H. М. Язы
кову, которое относится ко времени пребывания Лермонтова в Москве
или вскоре после отъезда поэта на Кавказ, А. С. Хомяков, дав свою
оценку стихотворению «Последнее новоселье» и частично процити
ровав по памяти «Спор», писал: «Есть другая его пьеса, где он стихом
несколько сбивается на тебя. Не знаю, будет ли напечатано. Стих
в ней пышнее и полнозвучнее обыкновенного» 2.
В записной книжке Одоевского вслед за стихотворением «Они
любили друг друга так долго и нежно...» идет текст «Тамары»:
На мягкой пуховой постели,
В парчу и жемчуг убрана,
Ждала она гостя. Шипели
Пред нею два кубка вина.
1 Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. 1, с. 318.
2 Х о м я к о в А. С. Собр. соч., т. 8. М., 1904, с. 101.
27
Сплетались горячие руки,
Уста прилипали к устам,
И странные, дикие звуки
Всю ночь раздавалися там.
Как будто в ту башню пустую
Сто юношей пылких и жен
Сошлися на свадьбу ночную,
На тризну больших похорон.
Яркое изображение всесильной земной страсти естественно
вызвало в памяти Хомякова вакхическую поэзию Языкова.
«Спор», как известно, Лермонтов отдал Ю. Ф. Самарину, «Они
любили друг друга так долго и нежно...», вероятно, Лопухиным
(еще одно признание своего большого чувства к Вареньке Лопухи
ной), «Тамару» читал своим московским друзьям. Скорее всего и два
других стихотворения — «Сон» и «Утес», — записанные до «Тамары»,
были созданы в Москве.
Но возможно ли это? Ведь Лермонтов пробыл в Москве счи
танные дни. 10 мая 1841 года Е. А. Свербеева сообщала в Париж
А. И. Тургеневу: «...Лермонтов провел пять дней в Москве, он по
спешно уехал на Кавказ, торопясь принять участие в штурме, который
ему обещан. Он продолжает писать стихи со свойственным ему
бурным вдохновением» 1.
У каждого большого поэта случаются дни и недели, когда
мощный поток творческой энергии овладевает его существом.
У Пушкина была знаменитая болдинская осень.
У Лермонтова было пять вдохновенных московских дней.
«Лермонтов пишет стихи со дня на день лучше (надеемся
выслать последние, чудные)», — писал в это же время Д. А. Валуев
H. М. Языкову 2 .
Обуреваемый мрачными предчувствиями, Лермонтов торопился
высказать то, что жгло его душу. Время стремительно шло на убыль.
Поэт с лихорадочной поспешностью заполняет чистые листы запис
ной книжки Одоевского.
Ярким поэтическим метеором промелькнул Лермонтов в москов
ских салонах, где все громче раздавались споры славянофилов
и западников.
В предисловии к сборнику «Русская потаенная литература
XIX века» (1861) Огарев писал: «Струну, задетую Лермонтовым,
каждый чувствовал в себе — равно скептик и мистик, каждый, не
находивший себе места в жизни и живой деятельности; а их откро
венно никто не находил. Лермонтов не был теоретическим скептиком,
он не искал разгадки жизни; объяснение ее начал было для него