М. Ж.
Шрифт:
– Витя, не води меня в театры, – как-то призналась Екатерина, – У меня всегда от духов голова болит после. Словно аллергия.
– И мне эти зрелища не очень. Я думал, что тебе это…
– Нет же. Я лучше кулинарную книжку полистаю, и свяжу Тасе костюмчик к выпускному дню. Поедем к нашим, а потом к вашим. Сенокос скоро придёт, а у них, поди, помогать некому.
– О чем вопрос. Я бы им тракторок собрал. У меня и чертежи есть из журнала.
– Я мамам позвонила, что мы отпуск взяли для покоса. – Ребята как обрадовались, услышав, что едут в деревню травку сухую в стога укладывать, на коне кататься и молоко из-под коровы пить ароматизированное. Засобирались, складывая в сумку подарки
Дети с удовольствием катались на лошади, им всё было интересно, а Витя косил, как ненормальный. Даже забывал про рыбалку и моторную лодку, чтоб жену с мальцами по озеру покатать. Косьба для него с детства была как наркотик, за уши не оттащить троим. Таким он вырос.
Родители радовались, что дети в городе, что не в навозе ковыряются, а по асфальту едиют на старом «Москвиче», с молоком и мясом у них просто, в каждом гастрономе косточки для борща развешены, фрукты и овощи на базарных верстаках лежат. А заработок твёрдый и аккуратно выдаваемый два раза в месяц без задержек и проволочек. Счастливые, – говорили им соседи, устроены, а Витёк скучал по родной деревне, но никогда виду не подавал. Когда услышит по телевизору, поют парни про ставеньки, про домик окнами в сад, так у него просто слёзы из глаз водопадами стекают, но крепится и уходит в ванну очередную полочку подвешивать для надобностей мыльных и зубных паст.
Как-то вечером, когда Катя, наварившись малинового варенья с мамой, сказала Виктору с грустным лицом и выпачканными вареньем губами:
– Не пей много. Завтра мальчика в армию провожать пойдём. В дорогу ему и положить нечего, кроме как колбасы и консервов с бородинским хлебом, а если бы мы жили дома, то я ему и творожку с маслицем намешала свойским и гуся затомила и мяска сушеного и тушеного в русской печи сделала.
– Ты считаешь, что мы не дома живём? – обрадовался Виктор Иванович. Он позволил себе дерябнуть, когда Катя диплом защитила от своих преподавателей. И то символического вина – шампанского. Он мог и ведро выпить. Детское. Красное из пластмассы, но не пил – не хотел Другие его товарищи по цеху сборочному всегда хотят, просто огнём сварочным ярко горят, когда видят водку в бутылке или аванса в руке. У Бабушкиных водка месяцами стояла открытой и часто прокисала, если Катя вовремя компресс кому-нибудь не сделает, а то просто выльет в раковину на кухне, если никого рядом нет. А чаще соседке отдавала для лечения мужа.
– Детей везёшь в холодном трамвае. На остановках дождиком мочит, если без зонтика он начнётся. Ночью окошко не открыть. Дым от заводов дышать детям не дает, как следует. Какое у них будет после такого загазованного явления здоровье? Только больничное здоровье приобретут. …То и хочу сказать, что нужно широко подумать, чтобы не сделать ошибки. Я подумала, а ты прирос к этому жалкому муравьёшнику и дальше своего завода не хочешь вперёд посмотреть, о детском будущем подумать головой, а не дипломом.
– Ты чего разводишь философию на мелком месте. Говори ясно, что тебе надо.
– Уеду от тебя с детьми, о которых тебе нет никакого желания заботу иметь.
– Давно это тебя осенило? Я. – хоть сейчас соберусь. – Обрадовалась Катя, как будто по денежно-вещевой лотерее холодильник выиграла второй. Что тут было. Форменное объяснение в любви – родным уголкам и сельским лугам, густо покрытым коровами и овцами, а также травой и картошкой, с жаворонками в чистом бездымном небе.
Поговорили Кабушкины и на том и сели. Сказала профсоюзная тётя, что скоро очередь будет к квартирным ордерам приближаться, хотя и двигалась она со странной скоростью. Просто какая-то третья космическая скорость, но наоборот. Вы можете представить себе скорость, при которой условный предмет
Другие люди получают квартиры систематически, почти каждый год меняют и разменивают, отделяя детей, которые взрослыми получаются годам к двадцати и сорока. Новоселья проводят в кругу соседей и друзей-приятелей. У Кабушкиных только намёк был на получение ордера. Им бы задуматься. Отчего очередь у них так ползёт на коленках. Из других цехов токари и фрезеровщики, стоявшие на десять и двадцать номеров дальше Кабушкиных, но получившие приличное семейное жизненно-полезное пространство, а у них всё тридцать первая очередь, хоть пятнадцать лет назад была сороковой.
Учили приятели, что нужен катализатор – ускоритель, так сказать. Бабушкин против ускорителей. Он человек прямой, был даже в армии комсомольцем, даже парторг подкатывал с анкетой, чтобы учил спешно Устав и готовил фотки на кандидатскую карточку. Витёк отказался вступать, считая себя пока ещё недостойным. Ничего, сказал, не совершил такого, что могло бы помочь родному коллективу план досрочно сдать без брака. Брак был и не всегда часто, а был. Он уже придумал приспособление, которое сократило затраты физического труда, но инженер второй год рассматривает описание и чёртёж. А поэтому не стал кандидатом Виктор. Надеялся, что скоро ещё один дом пятиэтажный станут сдавать для заселения, тогда они получат ожидаемое нормальное жильё.
В архиве у Кати не строили дома, но она ходила на завод, каждый год приходила, говорила, что детей уже трое, что муж несколько лет висит на Доске, как ударник коммунистического труда, как передовик производственных планов и задач. Портрет уже весь выцвел, и едва различим по причине солнечной активности. Кате сказали, что ничто не вечно под Луной, а пообещали фотопортрет другой повесить, но комнату дали побольше в доме с горячей и холодной водой, которая на второй этаж затекала постоянно без перерывов. Это очень важно было, когда пелёнок ворох. Катюшка за свою городскую жизнь их столько перестирала и перегладила, что если все вместе сложить в одну кучу, то получится полный Казбек. Это гора так называется где-то на Кавказе.
– Не ходи, – сказал Виктор жене, – не порть напрасно время, если есть очередь, если дома строит завод, то уж обязательно придёт к квартире и наш номер очереди. А поедем и присмотрим, что нашему парню купить к свадьбе. Из старого костюма он вырос перед армией. Сказал в телеграмме, что с невестой едет. Хотел в рядах остаться сверхсрочных, но домой захотел, маминых вареников покушать.
– Придётся свадьбу играть, – сказала Катя.
– Где её сыграешь? В столовой заводской?
– Где мы устраивали? Почему не то время? В коридоре, помнишь, столы ставили. Почти все тут наши живут заводские из нашего сборочного цеха. Вот и гости. А потом и в деревню поедем к нашим домой. В столовой дорого – я узнавала, сказала Катя.
Шумной была свадьба у Кабушкиных. Столы во всю длину коридора протянулись от лифта, до балкона, где камера хранения старой мебели и рабочей одежды. Гудел этаж, музыка и водка лились. А сразу в понедельник Василёк с молодой женой уехали самостоятельно к дедам. Шурочка сразу сказала, что она толчеи боится городской и от звонков трамвайных у неё мигрень и аллергия развиваются во всём теле. Лес на дом вывез, кирпич ему, как уволенному в запас дали без очереди в колхозе нашем, и трактор выделили разноколёсый, но ещё не старый. Мальчик перед армией училище механизации на отлично сдал. Я и сам недавно ссуду взял, буду строить домик. Лиха беда – начало.