М. Ж.
Шрифт:
Как, дорогие земляки, такое пиво пить прикажите? Давишься неразведённым, без боя купленным пенным, свежим напитком. Вот они плоды реформаторов, забодай их комар. Простое пиво продавать разучились, а о других товарах и говорить нечего. При социализме я себя уверенно чувствовал. Не унижали так рабочего человека. Любили.
ОЗДОРОВИТЕЛЬ
Сидим с Витьком и выпиваем, разговоры разные разговариваем и сушёных гольянов лущим, как креветок. Тогда ещё в озере гольяны исправно водились.
В том самом году, когда мужчина с «брони» говорил о народном благополучии и суверенитете; по линии профсоюзной нашего, ещё дышащего колхоза, довелось попасть в санаторий по горящей путёвке, где мои зашлакованные почки лечить шибко захотели.
Вода, сами знаете, у нас к счастливой жизни не предрасполагает, её и в систему охлаждения двигателей внутреннего сгорание главный механик запретил заливать, а пить её можно. Жидкая до самого дна стакана. А что урон наносит внутренним органам колхозников, так это мелочь, как говорит, Витёк, семечки.
– Надо, – говорит, по утрам перед физзарядкой принимать стопарь самогона, – Так он систематически делает, потому, как научно вывел, что сивушные масла не дают образовываться в органах стройматериалам – ну, там гравий, щебень и прочий песок. Витьку не все у нас верят, но большинство на его стороне. Последователи здорового образа жизни стремятся избавиться от зашлакованности. Я тоже был твёрдым в этом движении членом, пока не схватило.
Рассказываю Витьку, как над больными опыты делают, беззаконно заставляя, есть каждый санаторный день икру. Травят больных, сокращая численность лечащихся. Добро бы баклажанной…
Лечимся на полную катушку. Гольяны икряные попадали тогда. Профилактику, так сказать, проводим от разных современных болезней. Витёк дошлый у меня сосед. Одних журналов выписывал три штуки тогда – «Весёлые картинки», «Работница» и «Здоровье».
– Узнал – говорит, – секретным путём, что треклятые сивушные масла ещё и рост раковых клеток в органах тормозят с полной уверенностью. Оно и понятно, отчего преследовали всех, кто гнал, кто пил и кто хотел гнать. Эти дорогие сивушные масла, не дают возможности развиваться раковым амёбам. – Мы в тот день научно посчитали, кто у нас, отчего зажмурился в последнюю пятилетку. С перепоя – да, но чтобы из тех, кто дорожит своим здоровьем, умер от этого рака, увы – таких у нас в районе нет. И в соседских тоже не наблюдается.
– Сила в этих маслах есть лечебная, есть смысл не очищать ни марганцовкой, ни обратом. – Народ перестал самогон очищать. О здоровье своём заботится. Все знают два закона, открытые Витьком. Гоним его теперь из всего, что попадёт под руку. Талонов не наберёшься на сахар, а вот патоку можно купить на ферме. Её туда стали завозить коровам, чтобы молоко стало сладким. Покупаешь не за дорого флягу и разводишь с дрожжами. Дальше, как положено, о здоровье должны все думать своём.
ТРЕТИЙ ЗАКОН
Это сказал Витёк утром, спустя неделю, после взятия Белого Дома, когда мы, как и весь народ, лежали перед телеэкранами, обороняя, а кто и наступая. Тогда мы выпили полулитровую банку настоя девясила. Кричит Витёк «Эврика»! Это означает, что он что-то забыл.
– Хочу тебя проверить, – говорит медленно сосед. – В прошлый раз ты рассказывал, как выживал в санатории, спасаясь от икры. Уж не врал ли ты.
– Не брезгливый. Проверяй. Сколько нравится.
– Погляжу, как станешь реагировать не на словах, а на деле.
Приняли ещё лекарство от жёсткой воды, от раковых образований. Согласно законам. Витёк ушёл. Не долго возвращался, но вновь прибыл, но с трёхлитровой банкой розоватого продукта. Поближе увидев, понял – настоящая икра.
– Давай пустую банку, не во что огурцы толкать. Помидоры сегодня мариновать хочет Нюрася моя. Травись, болтун, а мне жить охота. Привёз брат жены. Пробовали. Не идёт, – ехидно посматривает в мою сторону. – Цыплятам давали. Их тоже выворачивает, как и меня.
– Не в икре счастье, – говорю и наполняю стопки, подаю пустую банку, а крышку капроновую снимаю и тоже выдаю Витьку. Он обрадовался, отнёс банку к порогу, где его тапочки стоят, чтобы не забыть потом в конце финала.
– Отделался, – говорит и радостно берёт стопку. – Нюра, как будет рада, что банка свободная. Хотела поросятам скормить, да подумала, что скотина может заболеть.
– Спасибо, – говорю. – Заботливый мой сосед. Свиночки могут сдохнуть? – спрашиваю весело. – Они тебе родней, чем я? Сам не пытался…
– В горле столбом стоит, не пропихнёшь огурцом. А ты не брезгливый, говоришь, что каждый санаторный день кушал это, – показал на банку. – Если твоя из-за банки станет возникать, то я тут ни причём. За последствия не отвечаю. Чем выбрасывать, пусть у тебя постоит для ассортимента в холодильнике или где ещё. Может, ты её под печку в темноту определишь. Санька, стервец, подарок сделал. В отпуск приезжал и подсуропил сеструхе презент. На, Боже, что людям не гоже. Он служил на пограничном катере, со службы недавно пришел, я его угостил этим подарком. Больше не приходит в гости. Спрашивал у сына, как там икра живёт? Боится, что я угощу его же подарком. Ловкач, блин, вырос на этом Амуре.
Намазал я хлеб маслом, сверху нагрёб икры, разровнял всё по размеру куска. Она светится, как будто на масле солнышки заиграли. Выпили. Жую бутерброд. Даже чавкаю от удовольствия. Санаторий вспомнил, танцы на берегу моря и шум прибоя. Так стало хорошо, на этот свет смотреть, что я кусок побольше снарядил икрой и налил по стопке. Витёк на меня контужено смотрит, ждёт, когда я синеть начну от такой непривычной закуси. Сижу и ем счастливо. Витьку вроде как жалко стало продукта. Наворачиваю, а критических последствий не видать Витьку. Он хотел на меня со спины глянуть. Руку протянул.