Ма(нь)як
Шрифт:
Сам немолодой уже криминалист так и не сумел обзавестись собственной машиной, но при этом в последние годы очень редко пользовался общественным транспортом: ценившие его наблюдательность и смекалку следователи неизменно возили Ивана всюду с собой, подбрасывали до дома и даже присылали за ним машину с утра. Сурненкову давно предлагали перейти на должность следователя, обзавестись собственным кабинетом, меньше времени проводить в беспрестанных разъездах – все-таки уже не тридцать, не за горами пенсия. Но он все таскал и таскал за собой свой уже потертый чемоданчик с реагентами и обращал внимание коллег на, казалось бы, мелочи, которые в итоге оказывались ключом к разгадке.
Николай остановил машину возле скромной столовой в псевдо-советском
– Поверхностный анализ не выявил между жертвами ровным счетом ничего общего. Первый – мужчина тридцати лет, обыкновенный офисный планктон. Второй – заместитель мэра, и вот здесь нас крепко прижали с ускорением расследования…
– Властям плевать, – кивнул Николай, – что это серия. Им дай результаты именно по этому типу. Лоб расшиби, но отчет предоставь. Я пока отбрехался, но через неделю, чую, на ковер вызовут-таки…
– Третья – дама сорока лет, которую оставили в живых. Что мы имеем? На поверку слишком мало…
– Ну почему же… Если предположить, что предыдущим двоим этот Маат учинял тот же допрос, что Елизавете, можно по итоговым клеймам на лбу примерно догадаться о вердикте нашего убийцы.
– Елизавета тупа как пробка, отсюда перечеркнутый мозг. Офисный хомяк озабочен на почве секса? В деле указано, что он счастливый семьянин, отец двоих детей, с любовницами замечен не был…
– Оставим все равно эту версию в качестве рабочей. Другой-то у нас все равно нет… А чиновник? Вор что ли?
– Ну изображение рук, вероятно, указывает именно на это.
– Мда… что там с пальчиками?
– Нету пальчиков, – вздохнул Сурненков, доедая щи и отставляя тарелку в сторону. – На одежде всех троих следы чужого ДНК не обнаруженыан. Пока отправил образцы в лабораторию на дополнительное исследование. Но это же иголка в стоге сена, ты же понимаешь…
– А что с именем нашего героя? Какое-то оно у него странное. Постой-ка, – Николай достал планшет и через минуту погрузился в чтение статьи из Википедии. – Следовало ожидать, – убрал он планшет и вернулся к еде. – Маат – не его настоящее имя. Так звали египетскую богиню правосудия, ту самую, которую изображали в виде пера.
– Богиню? Хм, как интересно.
– Думаю, за Лизой надо установить круглосуточное наблюдение. Условий нашего товарища она не выполнит, тут и гадать нечего. И через месяц мы должны быть готовы накрыть его.
– Только вот зачем ему все это нужно? – пробормотал себе под нос Сурненков, задумчиво допивая приторный компот.
3.
Туча цвета расплавленного свинца уже несколько дней наползала с севера, то приближаясь, то отступая, и, наконец, накрыла маяк своей непомерной тяжестью. Впервые в тот день Дмитрий ощутил, как сдавило изнутри и снаружи его виски. В последний раз он принимал лекарства еще в детстве, и с тех пор здоровье ни разу не подводило его, за исключением, разумеется, нескольких травм, которых было никак не избежать в силу особенностей его поведения на сцене.
Туча до упора вдавила маяк в погребенный под волнами островок, и Дмитрию все казалось, что с каждым часом она опускается все ниже и ниже и скоро сплющит их обоих – его и маяк. Он забился в угол каморки – поближе к еще не остывшей плитке – и угрюмо уставился в окно. Последние несколько дней непрекращающегося безделья доконали его. Старик отчего-то всегда находил чем заняться, сейчас Дмитрий и припомнить не мог, что же они делали целыми днями. Быт давно был налажен и привычен до зубовного скрежета, установка редко требовала осмотра и ремонта, да и сам маяк давно отслужил свое. GPS-навигация сделала его бесполезным столбом в океане, пережитком еще не забытого прошлого. Большинство его собратьев уже давно были заброшены, да и вот уже пару лет, как шли разговоры о закрытии и этого маяка. Впрочем, в условиях усиления Тихоокеанского флота все дальневосточные маяки решено было пока сохранить в рабочем состоянии.
Туча опускалась все ниже и ниже. Дмитрий уже почти физически ощущал ее присутствие за окнами, шелест ее капель, напоминавших стальную стружку. Он подошел к окну, сжимая в руке книгу, и поплотнее прикрыл ставни – совершенно бессмысленное занятие. Под тяжестью собственного веса, ощущая неизбежную близость океана, туча все набирала скорость и через несколько минут, наконец, буквально рухнула к подножию маяка, растворяясь в сероватой пене. Дмитрий выдохнул, чувствуя, как ослабло давление в висках, и положил ладонь на запотевшее стекло. И в этот самый миг, всего несколько секунд спустя, по воде пошли круги, словно в нее опустилось что-то огромное и тяжелое. Круги медленно ползли от подножия маяка в океан, покрывая поверхность волн невесть откуда взявшейся хрустальной изморозью. Пена всего на мгновение застывала в причудливых ледяных узорах, тут же таявших в соленых объятиях моря.
Дмитрий присел на широкий подоконник, глаза его остановились на заголовке – «Легенды и мифы древнего Египта». Давно он хотел почитать что-то подобное, но в последний год все наверстывал упущенное – знакомился с ранее не известными ему авторами, забывая простую истину: книга должна приносить удовольствие. Когда-то, много лет назад, их группа выпустила целый альбом, посвященный истории и религии древнего Египта, Степан тогда не на шутку увлекся этой темой, а Дмитрий написал всего одну, но заглавную песню о рабе, и с тех пор периодически вспоминал о том, что неплохо было бы познакомиться с темой поближе. Он поуютнее устроился на подоконнике и погрузился в чтение, ловя последние минуты перед закатом. Ветер постепенно стихал, небо, избавившееся от тучи, как-то внезапно посветлело, и только по-прежнему подступавшее все ближе и ближе к маяку море напоминало о приближавшемся шторме.
Книга была уже старенькой и потрепанной – вероятно, ничего новее издания 1964 года пилоту найти не удалось. Страницы давно пожелтели и обветшали. Книга, вероятно, одно время пользовалась большим спросом, отчего на некоторых страницах была затерта буквально до сплошной серой кашицы размазанного текста. Дмитрий медленно переворачивал лист за листом, и тут взгляд его упал на один из наиболее хорошо сохранившихся рисунков. На нем изображена была какая-то очередная богиня египетского пантеона с длинным посохом в одной руке и странным крестом, кверху переходящим в петлю, в другой. Волосы ее украшало большое синее перо. Дмитрий с интересом погрузился в чтение.
За окнами окончательно стемнело, и он, наконец, отложил книгу и отправился закрывать ставни, чтобы шторм ночью не застал его врасплох. Вода все поднималась, хотя прилив давно закончился, и в воздухе начал ощущаться запах льда и морского песка. Небо было абсолютно чистым, в нем играли розовые переливы отступающего перед тьмой заката, но смотритель все равно поплотнее захлопнул все ставни и вернулся к себе в чуланчик. На часах было всего только семь вечера. Он прилег на знававший лучшие годы сундук, который с самого начала предпочел топчану, когда старик милостиво позволил ему выбирать место для ночлега. Когда-то в юности во время гастролей он спал на чем придется, и даже последовавшие за голодными годами годы сытости, наполненные роскошными кроватями и дорогой выпивкой, не сумели приучить Дмитрия к новой роли рок-идола. На сцене он повелевал десятками тысяч перевозбужденных фанатов, готовых разорвать его на сувениры, а, возвращаясь домой, он надевал затасканную футболку и растянутые треники, доставал из холодильника бутылку дешевого пива и включал Deep Purple – музыку, которая за все эти годы смогла надоесть одной Полине, да и то она только молчала и улыбалась. У нее хватало забот с детьми.