Маара и Данн
Шрифт:
— Молодец, молодец, получается у тебя, — улыбнулась Дэйма. — И она тебя теперь признает.
Дэйма покончила с доением, мешок под брюхом опустел, животное издало протяжный трубный звук и отошло к другим таким же, понуро щипавшим чахлую сухую траву, торчавшую между камнями. Все они принадлежали разным хозяевам, но днем паслись вместе и даже ночи проводили в одном загоне. Главную опасность для молочниц представляли ящеры-драконы.
С двумя ведрами молока, одним полным, другим полупустым, они подошли к дому Рабат. Дэйма вручила соседке неполное ведро. Рабат ревниво проинспектировала
— Спасибо, Дэйма.
Наступила самая жаркая пора дня, и они спаслись в прохладе большой комнаты. Данн сидел на полу, прижавшись к ногам Маары, сосал палец.
Девочка увидела, что глаза Дэймы вдруг наполнились слезами. Слезы потекли по морщинам щек, закапали на стол.
— Смешно, — пробормотала Дэйма. — Как повторяются события.
— Ты имеешь в виду — сначала твои дети, потом мы?..
— Мои сыновья хотели играть с другими детьми, но Кулик сказал: «Держи свое отродье при себе!»
Маара освободилась от Данна, залезла к Дэйме на колени, обхватила ее шею руками. Это вызвало у старухи новый поток слез. Вслед за ней заплакала и Маара, забеспокоился и Данн, тоже влез на колени к Дэйме, и вот они уже дружно льют слезы втроем.
— Но твои дети ведь выросли, к счастью. Им не смогли навредить.
— А сколько раз пытались! И вот, когда все это осталось позади, мои сыновья ушли. Что ж, они и должны были уйти. Я и сама этого желала. — Дэйма плакала, не пытаясь сдержаться, остановиться.
— Обещаю, что я тебя не покину, — твердо сказала Маара. — Я не оставлю тебя один на один с этими ужасными скальниками.
— И я обещаю, — пропищал Данн. — И я не оставлю тебя.
— Да, скорее придет моя очередь вас оставить, — вздохнула Дэйма.
Данн испугался, громко заревел, и Маара принялась его успокаивать:
— Не бойся, Дэйма не уйдет, она не про это…
Остаток дня они обе убеждали мальчика, что Дэйма никуда не денется.
Дэйма решила, что пришла пора учить Маару всему, что умеет она сама. Как обращаться с молочной скотиной Мишкой. Как по-разному заквашивать молоко. Как готовить сыр. Как выискивать в траве крохотные растения, показывающие, что рядом можно найти сладкий желтый корень, который нужно выкапывать. Какие дикие растения можно готовить вместо овощей, а какие использовать как приправы или лекарства. Как свечи делать. И вскоре Дэйма сказала, что пора Мааре узнать, где спрятаны деньги.
— Если бы тебе нужно было спрятать деньги, Маара, куда бы ты их поместила?
Девочка задумалась.
— Не рядом с водой или пищей, не в кладовой. Не в этой комнате, сюда каждый легко может войти, заглянуть. Не в крыше, потому что солома может загореться. Не снаружи, потому что подсмотреть могут. И не в пустой комнате, потому что люди сразу о них подумают, о пустых комнатах.
Пауза.
— Тогда где?
Но Маара молчит.
Из стоявших в углу комнаты запасных напольных свеч Дэйма вытащила самую толстую, чуть не с туловище Маары. Гладкую с боков и снизу. Однако, поковыряв дно свечи, Дэйма вытащила из нее затычку и кожаный мешочек с монетами. Золотые монеты, маленькие и тяжелые, полсотни золотых
Маара часто забиралась на руки к Дэйме, но обычно тогда, когда Данн спал, чтобы не вести себя при нем как дитя малое. Она обнимала Дэйму, чувствовала ее кости — не было на ее теле мягкого места. Маара прижималась щекой к костлявому плечу Дэймы, вспоминала мать, хотя лицо той уже расплывалось в памяти, скрывалось за дымкой. Мать, кажется, везде была мягкой, в ее длинные черные волосы можно было спрягать лицо, от нее всегда свежо и пряно пахло. Конечно, пропылившаяся насквозь Дэйма пахла иначе. Пыль господствовала в этом мире, пыль лежала на полу, парила в воздухе, закрывала солнце, забивалась во все щелочки. Пыль скрипела на зубах во время еды, забивала глаза и уши.
— Может быть, дождь пойдет, — умоляющим голосом обратилась к Дэйме Маара.
— Может быть, — вздохнула Дэйма, не желая расстраивать ребенка.
Молока Мишка давала все меньше, иногда совсем на донышке. Во взгляде и улыбке Рабат было что-то заставившее Маару спросить, не ворует ли она молоко по ночам.
— Скорее всего да, — спокойно ответила Дэйма. — Но не будь к ней слишком строга. Ей совсем есть нечего.
— А почему Рабат не может искать корни?
— Потому что не способна.
— Как это так?
Дэйма слегка поморщилась и ответила гораздо тише, хотя поблизости никого не было:
— Она слегка простовата. — И еще тише: — Поэтому с ней никто не общается. И поэтому Рабат дружит со мной. — Она мрачно усмехнулась. — Два отброса общества, изгои.
— А если пойдет дождь, Мишка даст больше молока?
— Да. Но она уже старая, и ее пора уже покрыть, иначе молока вообще не будет.
— А почему нельзя ее покрыть?
— Единственный самец в деревне у Кулика, а он к нему нашу Мишку не подпустит.
Маара переваривала информацию. Единственной подругой Дэймы все эти годы была полоумная, а главный в этой деревне — человек жестокий и злобный.
Девочка ушла в другую комнату, улеглась в постель, отвернулась к стене и задумалась. Придя к решению, она не стала сообщать о нем Дэйме, ибо та не разрешила бы ей так поступить. Дождавшись, когда Дэйма с Данном отправилась поить Мишку, Маара, вежливо улыбаясь встречным, отправилась через деревню туда, где, как она знала, мужчины проводят самое жаркое время дня. Вдоль стены заброшенного каменного дома, в тени свесившегося с крыши соломенного навеса, вытянулось длинное каменное сиденье, что-то вроде скамьи или завалинки. На этой скамье в полудреме восседали с десяток мужчин, среди них и Кулик.