Machinamenta Dei
Шрифт:
Везде валялся мусор, по проулкам мотались полусгнившие бумажки и обрывки пакетов, шелестевшие на сквозняке. Старые газеты с давно забытыми новостями и датами из прошлой жизни.
Холодный пронизывающий сквозняк издавал гул, проходя через трубы и окна, дыры в стенах. В поток неприятных звуков подмешивался еще один: где-то рядом гнездился рой мух, тех, что научились создавать колонии и хоть как-то противостоять ядовитым парам высокой плодовитостью, выживать, забиваясь в прогнившие перекрытия и щели.
Посреди бесформенного хлама, захватившего улицы, высились вентиляторы и искрящие
Трудно поверить, что еще полвека назад здесь шла нормальная жизнь. Неподдельная человеческая жизнь с улыбающимися людьми, хорошо одетыми и сытыми, имеющими возможность взглянуть в настоящее небо и помечтать. Жизнь, в которой мечты не приносили боли…
Но вот я уже у ВИП-фона, единственного работающего средства связи на несколько кварталов. Он являлся главной местной приметой, по которой можно понять, что ты на правильном пути. Впереди наркобар…
Не каждому это дано.
Не каждый справится.
Слишком тяжело впускать в себя мрачность и унылость нижнего Чикаго. Видеть, слышать, ощущать кожей и вдыхать ее. Соглашаться. Рано или поздно сюда приходили все. По крайней мере, здесь не было компьютерных ботов, заполонивших сети и подменивших реальных людей. Тут еще удается встретить тех, с кем можно поделиться настоящей болью и воспоминаниями, пусть и с помощью разрешенных наркотиков. Под присмотром патрульных.
Первое, что я увидел – трое полицейских. Рядом с баром дежурила очередная смена. Даже копы тут другие. Автоматическое оружие на взводе. Одеты не в обычные костюмы, а в броню, в доспехи, дизайн которых был отточен во времена цветных бунтов, и получил название «stahlhelm» за схожесть с экипировкой немецких солдат столетней давности.
Полицейские выглядели не как охрана правопорядка, а как солдаты оккупационных войск на вражеской территории. Достаточно посмотреть на такого лишь раз, чтобы понять – копы вряд ли тебе помогут. Они здесь совсем для другой работы. Вокруг них потенциальные враги системы.
Ну что смотришь, тварь? Я не отведу взгляда. Не на того напал.
Коп брезгливо отвернулся и закурил. Пора бы уже и мне.
Я пошел дальше, сделав затяжку.
У наркобара собралась приличная толпа. Можно сказать, сюда стянулось население большинства окрестных кварталов, имевшее хоть сколько-нибудь гезеллей.
Люди нагружались дурью и бродили кругами, бормоча о чем-то личном. Обмениваясь страданием и болью, надеждами и бредом. Подобное заведение находилось и на моем уровне… Наркотический бар для среднего класса на среднем этаже города – и бродившие теми кругами только выглядели лучше. У них была добротная одежда и хороший макияж, среди них не было специалов. Но внутри… внутри каждого тлели страдания и боль, надежды и бред. Специал – это приговор только телу, а то, что гнило незаметнее всего, пронизывало все уровни. Даже верхний. Люди бросались в объятия безумия и иллюзий, которые повторялось снова и снова. Везде.
Впрочем, у здешнего бара была одна отличительная особенность. Почти все посетители являлась азиатами.
Еще один привет из государственного прошлого. Лет тридцать назад тут был чайна-таун, район компактного проживания эмигрантов из Китая… Трудолюбивая биомасса, приученная уважать власть, и из которой кое-кто хотел завести себе новый народ.
Когда же после легализации вирусных наркотиков белое население превратилось в безвольное стадо, необходимость в эмиграции отпала. Азиаты остались забавным напоминанием об одном из периодов истории позднего государства. Более-менее белыми в толпе можно было признать только группу панков, каким-то чудом не распадавшуюся в бессмысленном круговороте тел. В танце безумия и безысходности, в переливах холодных неоновых вывесок бара и под присмотром полиции, под грязным техногенным дождем.
Взглянув на происходящее со стороны, перестаешь верить в «прогресс». Точнее, начинаешь понимать его по-другому. Чтобы соорудить верхний уровень, нужен нижний. Чтобы кто-то смог видеть настоящее небо, кто-то другой должен утонуть в «болоте». Чтобы одно человечество смогло вырваться с загаженной планеты, другое должно умереть, забыться в наркотической реальности и постепенно превратиться в своеобразный вид мусора, не требующий особых методов обработки. В самоутилизирующийся мусор.
Я брел дальше, уставившись под ноги и перестав разбирать дорогу. Перед глазами мелькал рассыпанный на асфальте гравий, старые никому не нужные вещи, слякоть и грязь…
Какое-то необычное чувство заставило остановиться.
«Повернись налево», – подсказал внутренний голос.
Точно. То место, где раньше был парк.
На стене знакомая надпись – «REX84», обрамленная колючей проволокой… Одно время власти пытались бороться с подобным творчеством, но затем плюнули. По крайней мере здесь, на нижних уровнях.
Деревья в бывшем саду, конечно, давно вырваны с корнем и сожжены. В самый центр лился поток воды с вышележащего уровня – через дыру в перекрытии. Серый грязный поток падал в разбитый бассейн, где раньше работал фонтан. Через пробитую стенку бассейна вода уходила в подворотни, струясь широким неторопливым ручьем.
Некоторые скамейки по периметру «парка» сохранились, и обычно на них спали бездомные. Но сейчас здесь никого не было. Странно.
– Рик, – загадочный женский полушепот коснулся слуха.
Слева.
Я направился туда, откуда донесся голос.
– Да, – последовал мой ответ.
Впереди была, пожалуй, наиболее затемненная часть парка. Совсем без фонарей и бликов света… Фактически я шел куда-то в темноту.
– Рик, – она вновь позвала меня, шепот оказался еще тише, чем первый раз. И это несмотря на то, что я вроде бы приближался.
В такие моменты начинаешь жалеть, что удалил киберзрение. Или она проверяет, какие у меня импланты?
– Хоть бы предупредила, что надо захватить прибор ночного видения.
Она не сдержалась: хихикнула и выдала себя.
Наконец удалось разглядеть фигурку. Оказалось, прямо по курсу. Я нашел ее, двигаясь практически наугад, повинуясь какому-то шестому чувству.
– Не упади, спаситель, – предупредила она, – тут скамейка.
Моей ладони коснулся странный холодок. Какой-то легкий и… нежный, что ли… Через мгновение меня осенило – она взяла меня за руку.