Мацзу
Шрифт:
Поскольку ситуация была сложной, я сам повел «Мацзу» вверх по реке, используя ветер и попутное приливное течение. На походе к острову нас встретили и сопроводили две военные джонки. Агрессивности не демонстрировали, на борт шхуны не попытались высадить десант или доставить таможенных чиновников. Наверное, знали, что опиума на ней нет.
После того, как «Мацзу» встала на якоря, на нее прибыл на грузовой джонке клерк Джонатан Липман, лицо которого показалось мне более желтым, чем было в прошлый раз. Наверное, у чувака хроническая малярия. Ему бы вернуться домой, на любимый пасмурный остров, и сразу вылечиться, но,
— Продал весь опиум контрабандистам, узнав, что у вас здесь проблемы с китайцами, — сообщил я.
— Думаю, мое руководство одобрит ваше решение, — предположил он, после чего дотошно, нудно взвешивал и перевзвешивал серебряные «копыта» и «черепах».
Убедившись, что всё верно, приказал начать перевалку хлопковых тканей в рулонах, часов и музыкальных шкатулок в ящиках и свинца в слитках в джонки, ошвартовавшиеся к обоим бортам шхуны, после чего убыл на первой же нагруженной, отказавшись выпить рюмку портвейна, приобретенного мной в Калькутте. Совсем нетипичный британец, что по цвету кожи, что по отношению к алкоголю.
Я собрался отправиться вслед за ним в Макао, но к освободившемуся борту, отогнав грузовую, подошла военная джонка. На высокой корме стоял пухлый пожилой офицер с бронзовым помпоном на темно-синей шапке и буфаном тюлень (второй военный чин снизу из девяти) на темно-синем халате.
— Чрезвычайный уполномоченный высшего ранга Линь Цзэсюй требует, чтобы капитан корабля прибыл к нему! В случае неповиновения мы откроем огонь! — громогласно объявил он на пиджин инглиш.
С пожилым человеком в таком низком чине лучше не спорить. Ему слишком нужен повод выслужиться.
— Не кричи, — спокойно сказал я на китайском языке, после чего спросил вояку, замершего с открытым от удивления ртом: — Зачем такому высокопоставленному чиновнику потребовался какой-то скромный капитан?
— Дашь ему клятву, что больше не будешь привозить сюда опиум, — ответил на китайском обладатель буфана тюлень.
— Ты видел на моей шхуне эту отраву?! — включил я дурака. — Если найдешь ее, забирай себе!
— Я не собираюсь ничего искать. Мне приказано доставлять всех капитанов к циньчаю дачэню, что я и делаю. Ты приплыл первым. Вот и узнаем, зачем ты нужен, — строго произнес он.
Я на французском языке дал инструкции Полю Фавро, что делать, если не вернусь до ночи, после чего перебрался на джонку, которая резво помчалась вверх по течению к пристани возле Речных ворот Гуанчжоу. Оттуда меня под конвоем командира и шести воинов, вооруженных короткими копьями и мечами-дао, повели к резиденции чрезвычайного уполномоченного, которая находилась метрах в трехстах.
Отовсюду начали сбегаться зеваки и демонстрировать свою высокую культуру оскорбительными выкриками и жестами. Я молчал, пока не добрались до входа в резиденцию. Там остановился и повернулся к толпе, шагавшей следом, заставив воинов напрячься.
— Благодарю всех обезьян за оказанный мне прием! Вы были великолепны! — задорно прокричал я на китайском языке, развеселив конвой и стражу у широких деревянных воротах с вырезанными на створках драконами и тиграми.
За каменным забором высотой метра три был двор с широкой, метров восемь, дорогой из каменных плит,
Командир конвоя сказал паре, стоявшей у средней двери, что привел меня к циньчаю дачэню. Левый из стражников приоткрыл ближнюю створку дверей и передал его слова кому-то внутри, тот еще кому-то и еще, а потом в обратную сторону полетело разрешение войти.
Два подошедших изнутри стражника в красном с мечами-дао в деревянных ножнах, обтянутых черной материей, провели меня через среднюю дверь и дальше по анфиладе комнат с очень высоким, метров шесть, потолком и деревянными, замысловатой формы решетками на окнах в самую дальнюю, где царил полумрак. В ней было три пары стеллажей с книгами у стен, что-то типа низкой софы с маленьким столиком для чаепития посередине, еще один столик с письменными принадлежностями, за которым сидел писарь на циновке, постеленной на каменном полу. На стенах парами висели узкие длинные картины с пейзажами, а в углах стояли большие фарфоровые вазы уникальной работы на специальных постаментах.
Линь Цзэсюй сидел на пятках на низком широком резном стуле, похожем на половину софы, покрашенном в красный цвет и расположенном на деревянном помосте полуметровой высоты. На чрезвычайном уполномоченном была черная шапочка с помпоном-рубином, обозначавшим высший военный чин, и черный шелковый халат-ханьфу, простенький, без узоров и буфана. Высокий лоб, высоко понятые дуги тонких черных бровей, раскосые глаза, крупноватый для китайца нос, густые черные с сединой усы над полноватыми губами и острая короткая бородка. Светлое, в полумраке казавшееся бледным, овальное лицо спокойно. Темные глаза смотрели сквозь меня.
Я поздоровался на китайском языке, после чего произнес:
— Для меня большая честь быть приглашенным в гости к такому уважаемому цзиньши (академику)!
Вот пусть теперь попытается поменять мой статус на подозреваемого или обвиняемого!
Улыбнувшись еле заметно, Линь Цзэсюй поздоровался в ответ и сказал:
— Я ждал переводчика. Не предполагал, что придется вести разговор с образованным человеком, — после чего обратился к сопровождавшим меня стражникам: — Идите и передайте переводчику, что он не нужен.
— Моя познания в сравнение с вашими — горстка пыли рядом с горой! — польстил я еще раз, хотя был уверен в обратном.
— Я тоже горстка пыли, но, может, чуть большая в силу возраста, жизненного опыта, — скромно молвил он и предположил: — Видимо, ты тот самый потомок Чингизхана, о котором мне рассказывали.
— Не ожидал, что так известен в Таньчао (Поднебесной династии, Китае), — в свою очередь поскромничал я.
— Только в самой южной части ее! — улыбнувшись, уточнил Линь Цзэсюй, после чего приказал писцу: — Пусть принесут чай, — и, вставая, жестом предложил мне занять место на «софе» за чайным столиком: — Прошу, уважаемый гость!