Мацзу
Шрифт:
— Не помешал бы подробный отчет о тех местах. Сможешь написать? — спросил Чарльз Эллиот.
— На это потребуется много времени и денег, а лучше опиума. Мне соваться туда нельзя. После гибели шхуны на мне долги отца перед местными дельцами. Мы для них возили опий из Сингапура. Придется нанимать китайцев, причем много, чтобы сравнивать их сведения. Они ведь догадаются, на кого будут работать, запросят за предательство своего народа больше обычного. Китайцы — большие патриоты, — объяснил я.
— На счет оплаты не беспокойся. Я напишу в Калькутту, договорюсь об этом, — пообещал главный смотритель.
30
На
Пацаненок лет двенадцати приготовил нам чай по всем правилам. Я выполнил обязательную часть ритуала, не удивив угощавшего. Наверное, ему рассказали, что я не лыком китайским шит.
После обмена комплиментами Мань Фа перешел к делу:
— Я слышал, что ты помогаешь гвайлоу продавать часть товара, привезенного сюда. В этом году прибыло много кораблей. Им приходится долго ждать, пока продадут то, что хотят. Я мог бы помочь тебе на тех же условиях, что и другие покупатели. Возить буду не вверх по реке, никому не помешаю.
— А ты знаешь все условия? — иронично поинтересовался я.
— Девять с половиной серебряных монет за из меру веса, — без раздумий выдал он.
— Этого мало. Еще нужна информация о разных местах, где гвайлоу нельзя бывать, — сообщил я.
— Какая именно? — спросил он.
— О разных населенных пунктах: какие у него защитные сооружения, сколько в них пушек и солдат, кто командир и что за человек, — перечислил я.
— Это не тяжелое дополнительное условие! — радостно произнес Мань Фа.
— Смотря для кого, — молвил я. — Вот сейчас нужно узнать обо всем, что есть на пути от Чжоушаня до начала Великого канала.
— Я мог бы отправить туда свои джонки, но нужен очень выгодный груз. Путь туда далек, больше потратишь, чем заработаешь на обычных товарах, — начал он торговаться.
Как будто я не знал, что Мань Фа возит туда такой дешевый товар, как рис и овощи. Иначе бы не откликнулся на его предложение.
— На первый раз ты получишь по двадцать больших ящиков особого товара в три джонки. Одна должна будет разузнать все о Чжоушане, вторая — о районе дельты реки Чанцзян и поселении Занхэ, а третья — от дельты до Великого канала, — предложил я.
— Третьей придется слишком долго добираться, надо бы добавить, — продолжил он торг.
— Хорошо, на нее погрузим двадцать пять ящиков, — согласился я. — Но это все ерунда. Если хорошо выполнишь задание, будешь получать долю с каждого корабля.
— Сколько именно? — задал он уточняющий вопрос.
— По-разному. Все будет зависеть от того, сколько захотят продать через меня, сколько заберут другие покупатели. Думаю, от двадцати до сотни ящиков будет перепадать тебе, если будешь забирать быстро, — ответил я.
Мань
— Ты получишь всё, что тебе надо!
Я бы очень удивился, если бы услышал другой ответ. Как догадываюсь, продавать опиум Мань Фа будет на берегах Янцзы, или Хуанхэ, или даже в столице империи, где цены в несколько раз выше. Шестьдесят пять больших ящиков сделают его богатым, а регулярные поставки озолотят.
Я все-таки предупредил на всякий случай:
— Ты же понимаешь, что за мной стоят серьезные люди. Если подведем их, последствия для нас обоих будут очень печальными.
— Можешь не сомневаться! — довольно убедительно заверил судовладелец.
Предполагаю, что всю информацию он уже имеет, потому что неоднократно бывал там. Разве что надо уточнить некоторые детали, что и сделают его люди.
Где-то через месяц вернулась «Мацзу» с грузом опиума и корреспонденцией для местных сотрудников Джон-компани и других важных лиц. В том числе письмо Чарльзу Эллиоту с разрешением выделить тридцать больших ящика опиума на оплату шпионов. Я их продал Маню Фа вместе с другими тридцатью пятью. Грузились они ночью, сразу после того, как отошли сампаны танка. «Взлетающим драконам» хакка пришлось подождать.
— Это приказ из Калькутты, — объяснил я Бао Пыну.
— В этом году всем хватит! — миролюбиво произнес он.
Действительно, мы едва успевали отвозить контрабандный опиум. И кораблей пришло больше, и мои индийские партнеры, включая Джон-компани, начала продавать налево около шестидесяти процентов привезенного. Все хотели разбогатеть побыстрее. Как я их понимал!
31
Еще через пару недель Мань Фа опять встретил меня на берегу и сказал, что информация собрана. За это время его джонки вряд ли успели смотаться до Великого канала и обратно. Значит, все разведал ранее и придержал, чтобы, как и я, набить себе цену. Отчет был подробнейший, не сравнить с моим, на семнадцати страницах латинским шрифтом, а иероглифами и того больше, не знаю сколько, потому что переписывали их по частям в течение трех дней. Вернувшись на берег с ночной смены, вместе с Мань Фа шел домой, где в моем кабинете он читал на китайском, а я переводил и записывал на английском.
— Теперь ты в доле, — пообещал я судовладельцу после составления отчета. — Думаю, потребуются сведения и о пути в Бэйдзин, любая информация о гарнизоне столицы. Понимаю, что все разузнать не сумеете, но хоть что-то. Я поговорю, чтобы за это добавили оплату.
— Хорошо, сделаю, что сумею! — улыбаясь плутовато, заверил Мань Фа.
Значит, уже все готово. Он тоже умеет думать, как минимум, на ход вперед.
Дальше была работа с Джоном Гимсоном, секретарем Чарльза Эллиота, двадцатитрехлетним коротышкой, предельно аккуратным, я бы даже сказал стерильным. Мне казалось, что каждое утро он складывает рыжеватые редкие волосины на голове одна к другой, чтобы лежали ровненько. В предыдущие эпохи я очень редко записывал что-либо, из-за чего ушла моторика руки и почерк стал… Впрочем, он и раньше был, как курица лапой. Иногда сам не мог прочитать, что накарябал. Пришлось переписывать, чтобы в Калькутте смогли прочесть. У Джона Гимсона почерк был эталонный. Идеальные буковки выстраивались в слова, как вымуштрованные солдаты в шеренги. Писал ручкой со стальным пером, и при этом ни одной помарки, не говоря уже о кляксах. Мне порой хотелось толкнуть его руку, чтобы испачкал лист бумаги, и посмотреть, что будет дальше. Подозревал, что Джон Гимсон заревет, как баба.