Мацзу
Шрифт:
— Надеюсь, ты не подвел меня и показал себя, как настоящий опытный капитан? — продолжил я стебаться.
— Было трудно, но я справился, — скромно заявил Бао Пын, после чего спросил: — Я слышал, ты собираешься строить шхуну для себя?
— Да, есть такое намерение, — сознался я. — Неуверен, что в этом году, потому что не хватает денег на всё.
— Если надо, мы дадим в долг, — предложил он.
— Под какой процент? — поинтересовался я, потому что ставки в Макао начинались с трех процентов в месяц.
— Беспроцентный кредит с условием, что весть опиум будешь продавать нам по сложившейся цене. Если не расплатишься за первый год, тогда на оставшуюся сумму два процента в месяц, — сказал контрабандист.
— Хорошее предложение, обдумаю его, когда придет время, — пообещал я.
Привязывать себя к контрабандистам не было желания, но очень
24
После продажи опиума клипер «Юдифь Перкинсон» перешел к острову Вампоа, встал под выгрузку легальных товаров и последующую погрузку местных. За это время я несколько раз бывал по делам в Тринадцати факториях, закупая материалы на постройку шхуны, и виделся с Бернардом Бишопом. Узнав, что от него во время предыдущего рейса жена сбежала с другим, прихватив все накопленное мужем, подогнал капитану молоденькую симпатичную китаянку из клана Лианхуа.
— Эта точно не сбежит и не обворует. Она будет с тобой и в горе, и в радости, и на борту клипера, — сказал я.
— Боюсь, мои родственники не примут язычницу, — усомнился Бернард Бишоп.
У американцев уже закладывается фундамент будущего уродливого коктейля из показной сексуальной распущенности и внутреннего пуританизма.
— Крестишь ее там, а не поможет или разонравится, вернешь сюда, дашь немного денег — и она будет счастлива, — посоветовал я.
Не сомневался, что капитан переборет своих родственников, потому что покладистая ночная кукушка перекукует всех пуританских индюков. В Тринадцати факториях как раз перед этим случился забавный эпизод. Один из британских суперкарго решил, что хватит с него, что пора возвращаться на любимый дождливый остров, но во время остановки на мысе Доброй Надежды пересел на встречный клипер и вернулся к своей наложнице-китаянке.
Моя наложница Лианхуа родила дочку, черноволосую, как мама, и с голубыми, как у папы, глазами. Хорошо, что не наоборот, а то у папы волосы не ахти, в отличие от прекрасного зрения. Я крестил ее по католическому обряду. Получила португальское имя Муриси (Морской блеск). Если будет жить в Макао, так ей будет легче. Если увезу в Европу, то и религию, и имя поменяем. В религиозном плане у меня только один твердый принцип — полное отсутствие их.
Педро Коста начал постройку моей шхуны незадолго до прихода клипера «Юдифь Перкинс». К тому времени у него закончились заказы, потому что почти все европейские корабли отправились на запад. Работы шли быстро, потому что опыт строительства такого корабля уже был. Я немного усложнил проект, решив заиметь марсельную шхуну, для чего удлинить мачты и добавить прямые паруса-марселя. При попутном ветре судно будет идти быстрее и лучше слушаться руля. Гальюнной фигурой опять стала богиня Мацзу, в честь которой была названа шхуна, но на этот раз с приставленными к уху и глазам ладонями, в покрашенной в синий цвет одежде и желтовато-белыми открытыми частями тела. Морских змей я не боялся, поэтому рисовать глаза по обе стороны от форштевня запретил, хотя местный художник порывался это сделать за скромную плату. Разрешил ему на транцевидной корме «нарисовать» на английском языке название шхуны «Мацзу» и порт приписки Макао, поскольку купил патент на плавание под португальским флагом. Насколько я знал, в ближайшие годы эта страна, находясь под протекторатом Соединенного королевства Британии и Ирландии, не будет ни с кем воевать, только внутренние разборки. Патент позволял не бояться наглых британцев, которые норовили под любым благовидным предлогом захватывать торговые суда других стран, чтобы получить призовые, но и не подвергаться атакам их врагов, если начнут с кем-либо воевать.
О том, что скоро случатся войны с Китаем, я помнил из учебников истории. Называться они будут Первая и Вторая опиумные, а сейчас был расцвет ввоза этого наркотика. Значит, мне надо подшустрить, чтобы нарубить бабла и свалить, пока не полыхнуло. К тому же, Хань Джаоцин начал вести двойственную политику: с одной стороны он наживался на контрабанде опиума, а с другой, видимо, по приказу сверху, громогласно порицал всех, кто этим занимается и употребляет наркотики. Кстати, к последним относились и многие его подчиненные, и влиятельные люди по всей стране, и даже родственники хуанди Айсиньгёро Миньнина, правившего под девизом «Дао гуан (Целенаправленное блестящее)». Опиум не блестел и направлял к другой цели. Жизнь в Тринадцати факториях и раньше была не очень комфортной, а теперь и вовсе стала напряженной. Как догадываюсь, жителям Гуанчжоу намекнули, что гвайлоу можно прессовать, что наказаний за это не будет, чем те и занялись с присущим им азартом. Дошло до того, что Чарльз Эллиот, назначенный главным смотрителем за британской торговлей с Китаем и судьей над всеми в этом регионе подданными теперь уже королевы Виктории, занявшей трон в июне тысяча восемьсот тридцать седьмого года, перебрался в Макао после ухода кораблей, под Рождество. Поселился неподалеку от меня в большом двухэтажном каменном доме без балконов. Ранее в нем базировались португальские налоговики и таможенники. При встрече мы здоровались и обменивались парой фраз о погоде, как всегда невыносимо жаркой, на немецком языке, потому что Чарльз Эллиот родился и вырос в Дрездене, столице королевства Саксония, где его отец служил послом Британии. На территории другой европейской страны, пусть и находившейся под их протекторатом, британцы становились менее чванливыми. Да и не так уж и много в Макао европейцев, говорящих на английском и, тем более, немецком языках. Хотя вполне возможно, что сказывалось детство в Саксонии. Недаром британским писателям разрешалось делать отрицательными героями своих соплеменников, выросших за пределами их кислого острова.
25
Вторая наша встреча с Джонатаном Липманом, сотрудником Британской Ост-Индской компании, вопреки моим ожиданиям, прошла не так занудно, как первая. Может быть, повлияла неблагоприятная для британцев ситуация, сложившаяся в Кантоне, может быть, сыграло роль мое знакомство с Чарльзом Элиотом. Торг был на минимальном уровне, для проформы. «Мацзу» зафрахтовали для перевозки в Калькутту фарфора и щелка, а обратно — что сочтут нужным там.
Уже на следующий день шхуна встала на якоря возле острова Вампоа. Я ожидал, что нас ждут терки с аборигенами, поскольку «Мацзу» — единственное европейское судно в эстуарии реки Жемчужной. И на этот раз мои опасения не оправдались. Предполагаю, что повлиял визит Бао Пына на шхуну. Он приплывал чисто по-дружески, как кредитор навещает должника, чтобы убедиться, не занемог ли тот? Судя по настороженным взглядам матросов с джонок, которые подвозили нам груз с Тринадцати факторий, контрабандист был известной личностью в этих местах. Я рассказал ему, что пока не знаю, какой будет груз из Калькутты и, если это будет опиум, как им собирается распорядится Джон-компани, но заверил, что в случае, если меня назначат посредником, хакка получат весь. После убытия Бао Пына мне стали улыбаться все аборигены, даже те, кто всего час назад обзывал европейцев фан ки (заморской нечистью). На борту шхуны, кроме меня, был еще француз по имени Поль Фавро, мой помощник, и португалец Адру Переш, ученик штурмана.
Первый пришел ко мне, когда заканчивали «скелет» шхуны. Это был краснолицый нормандец с толстой шеей и длинным туловищем на коротких босых грязных ногах, расставленных широко, будто все еще на палубе покачивающегося корабля. На голове мятая коническая соломенная шляпа, которые европейцы не носят, наверное, чтобы их случайно не приняли за китайских крестьян. Темно-русые волосы и длинные бакенбарды были сальными и спутанными. От мятой, грязной, белой рубахи навыпуск и коротких коричневых панталон пованивало.
— Месье, не могли бы вы помочь попавшему в беду белому человеку? Всего несколько франков спасут мне жизнь. Как только прибудет первый французский корабль, я тут же верну долг с процентами, или могу отработать на строительстве корабля, — обратился он на французском.
Он точно знал, что я знаю этот язык.
— Мы встречались раньше? — спросил я.
— Вы приплывали на клипер, на котором я служил помощником, предлагали свои услуги, но вам отказали. У капитана были свои контакты с контрабандистами, — рассказал он.
— Давай перейдем на ты, — предложил я.
Мы познакомились, после чего я поинтересовался:
— Что с тобой случилось?
Горестно вздохнув и почесав широкий затылок, Поль Фавро поведал:
— Решил разбогатеть по-быстрому. Эти контрабандисты сбили меня с толку, предложив заняться тем же, что и ты, пообещали золотые горы. Я списался с клипера, купил джонку и начал работать на них. Сперва все шло хорошо, накопил деньжат, но после разгрузки последнего корабля меня арестовали китайцы, забрали джонку и все деньги, а меня заперли в подвале без окон и света с десятком местных жуликов. Продержали восемь дней, после чего отвезли сюда, предупредив, что отрежут голову, если вернусь.