Мацзу
Шрифт:
— Уверен, что у нас сложатся хорошие деловые отношения! — решил сразу повеселевший Генри Смит и наполнил кружки вином почти до краев.
— Что было в Адене? — полюбопытствовал я, чтобы он проникся еще большей симпатией ко мне.
Ничто так не вызывает симпатию к другому человеку, как хвастовство ему о наших подвигах.
— Да ничего особенного! — с наигранной небрежностью начал он. — Порт охраняла две береговые батареи, нижняя обычная и верхняя в большой каменной башне. Мы встали напротив них на якоря и начали бомбардировку. Они даже пытались отвечать, но артиллеристы у них такие криворукие! Всего несколько ядер попали по нашим кораблям, не нанеся серьезного
Врагов всегда в десятки, а то и сотни и даже тысячи раз больше.
— Здорово вы с ними разделались! — похвалил я.
— Сэр Иден тоже так сказал и пообещал хорошие награды всем участникам сражения. Ведь это первая значительная победа после восшествия на престол королевы Виктории, — поделился коммодор.
— Надеюсь, не последняя! — пожелал я и спросил: — Когда двинетесь в Кантон? Может, вместе пойдем. Я еще с недели две здесь проторчу под выгрузкой и погрузкой.
На самом деле можно уложиться за неделю, но мне спешить уже некуда. Если этот рейс будет таким же успешным, как предыдущий, то, кроме Эмили Кушинг, меня в этих краях больше ничего не будет держать. В любой момент можно будет нагрузиться тем же чаем и отправиться в Европу, где продать его вместе со шхуной, а вырученные деньги вложить в государственные облигации или купить акции частных компаний и стать рантье — обеспеченным бездельником.
— Думаю, проторчим здесь еще с месяц, не меньше, — ответил коммодор и, подмигнув, как сообщнику, сказал: — Здесь хотя бы есть, с кем провести время!
В деревне Калькутта сплетни разлетаются так же быстро, как в британских, несмотря на отсутствие пабов.
— Говорят, что в Кантоне в этом плане совсем скучно, — продолжил он.
— Как по мне, китаянки покрасивее индусок, — поделился я.
— Другие капитаны говорили мне так же, но все-таки белая женщина — это белая женщина! — с умным видом произнес Генри Смит.
Индус или китаец поспорили бы с ним, а я разве буду?!
48
Так уж повелось, что в эстуарии реки Жемчужной танка всегда встречают нас первыми. Стоило мне отправить Поля Фавро в Макао с почтой для Чарльза Эллиота и известием для остальных заинтересованных лиц о нашем прибытии к острову Хоуван, как через несколько часов на горизонте появились два табора из сампанов: один с северо-запада, второй с северо-востока. Они пришли в светлое время суток якобы для обслуживания членов экипажа, хотя, уверен, все, кому следует, знали, что морские цыгане приторговывают опиумом. У Бо и сообщил мне первым, что произошло в Тринадцати факториях за время нашего рейса в Калькутту.
Несмотря на интеллигентность и внешнюю мягкость, Линь Цзэсюй оказался очень решительным и жестким управленцем. Не зря сюда прислали именно его. Сперва циньчай дачэнь перекрыл, насколько смог, продажу опиума с Тринадцати факторий и предложил европейским торговцам обменять его на чай. Само собой, цены были далекими от рыночных, поэтому мало кто согласился. Именно эти люди и оказались в выигрыше, получив за запретный товар хоть что-то. После окончания срока ультиматума всем остальным приказали сдать опиум бесплатно. Ящики с наркотой вывозили на пустырь возле Гуанчжоу и сжигали. У местных наркоманов был, так сказать, день открытых дверей, потому что могли сидеть вокруг костров и на халяву вдыхать сладкий яд. Мешки с таблетками высыпали в реку Жемчужную. Линь Цзэсюй попросил
— Цены на опиум взлетели до небес! — закончил свой рассказ бесхитростный У Бо.
Впрочем, я и сам догадался об этом, поэтому предложил:
— Тридцать пять серебряных монет за головку (двадцать долларов за фунт) будут приемлемой ценой для вас?
— Конечно! — радостно согласился он, после чего снял с шеи деревянной статуэтки богини Мацзу традиционную розовую жемчужину на черном шелковом гайтане и подарил мне.
Сегодня у богини будет ночь сладких снов.
Я отдарил музыкальной шкатулкой. У меня хранится небольшой запас их именно на такие случаи и взятки китайским чиновникам. Старику очень нравятся. Радуется, как ребенок.
Танка, гонконгские и макаоские, забрали по сотне ящиков опиума и уплыли к покупателям.
Ночью прибыл на двух джонках, большой и средней, Мань Фа.
— Сейчас опиум есть только у хакка. Они умудрились договориться и вывезти несколько тысяч ящиков из тех, что были конфискованы, — сообщил он.
— Скорее всего, украли они намного меньше. Просто у хакка есть собственный подвоз из Синьцзяпо на двух джонках, похожих на мою, только без верхних прямых парусов, а может, и на других, таких, как у тебя. Не знаю, где именно разгружают их, но, скорее всего, недалеко отсюда, потому что хакка продают опиум выше по течению реки, — поделился я.
Уверен, что у Маня Фа есть «покровители» среди китайских чиновников, иначе бы не смог торговать опиумом, которым он и расскажет интересную информацию о конкурентах.
Мань Фа без торга купил полторы тысячи ящиков по двадцать долларов за фунт и пообещал дня через два-три взять еще, но заплатить вперед не рискнул. Наверное, не был уверен, что меня не тронут, а я не захотел посвящать его в наши отношения с Линем Цзэсюем.
— Сколько останется к тому времени, столько и заберу, — заверил торговец.
И прогадал. На вторую ночь, несмотря на соблюдение нами полной световой маскировки, шхуну «Мацзу» нашел Бао Пын на «взлетающем драконе». Контрабандист улыбался мне, как лучшему другу, с которым встретился после долгой разлуки. Я был уверен, что подобную радость может изобразить только женщина, пославшая далеко и надолго, а потом вдруг узнавшая, что беременна от тебя. Много веков живи — много веков учись.
— Наш предводитель Бао Ки, зная твою любовь к старинным предметам нашего народа, прислал тебе этот подарок, — сладким голосом произнес Бао Пын и двумя руками предложил мне старинную, позеленевшую местами, бронзовую чашу для байцзю в виде быка, спина и верхняя часть головы которого были поднимавшейся крышкой.
— Не могу принять такой ценный подарок! — выполнил я положенную часть ритуала.
— Не огорчай нас отказом! — ритуально настаивал он.
После чего я согласился и отдарил серебряными карманными часами с музыкой, показав, как заводить их.
— Я правильно понял, что время опии ума по пять серебряных монет закончилось? — как бы шутливо поинтересовался я.
— Ты, как всегда, проницателен, мой друг! — слишком искренне воскликнул Бао Пын. — Все меняется и цены тоже. Тебе уже, наверное, рассказали, как многоуважаемый. долгих лет ему жизни, циньчай дачэнь Линь Цзэсюй уничтожил весь опиум из Тринадцати факторий.