Мадагаскар. Кинематографический роман
Шрифт:
– Общеизвестно, что они были знакомы, и эта фотография лучшее тому подтверждение, – терпеливо подтвердил герр Фриц. – И что с того? Откуда эта странная фантазия, что ШШ спас Гитлера? Возможно, он сам это выдумал для смеха. Покойный любил приврать.
Штефан Шустер лежал на зеленой траве, увлекшись восхитительными воспоминаниями былых дней. Над ним в сиреневом муаре плыли перисто-кучевые облака, вокруг был дивный германский мир, где толстые тетки, мелодично воркуя, ощипывают гусей, а издалека доносятся ненавязчивый шум водяной мельницы и бесхитростная мелодия пастушьей свирели.
Я никогда не утверждал, что спас Гитлера, мысленно усмехнулся ШШ,
С Гитлером мы познакомились через несколько лет после окончания войны, на заре наших столь несхожих восхождений к вершинам профессий. К тому времени я имел в своем творческом багаже несколько эпизодических ролей, сделавших меня вполне узнаваемым у кинозрителей, и успешно дебютировал в качестве режиссера. Я жил в Берлине и снимал квартиру у фрау Густавы. С квартирой и хозяйкой мне определенно повезло, о чем я еще расскажу.
Гитлер же к тому времени успел отсидеть в тюрьме и по мере сил занимался политической деятельностью. Дела его шли ни шатко ни валко. Самые проницательные политологи того времени даже не подозревали о том, каких космических высот он вскоре достигнет.
Теперь в этом стыдно признаться, но при нашей первой, правильней сказать, единственной встрече мы с Гитлером сразу же почувствовали взаимную симпатию. Кто же тогда мог знать, чем все обернется? Гитлер в то время производил весьма пристойное впечатление и не вызывал никакого отторжения. Странно, что я его сразу не раскусил, уж я-то должен разбираться в людях, ведь это часть профессии кинорежиссера. Хотя, говоря по правде, это также часть профессии политиков, а они, политики, его, Гитлера, тоже не сразу распознали.
В одно свежее и прохладное осеннее утро, сразу после замечательного завтрака я стоял на улице возле своего дома и курил. В то время эта привычка не вызывала всеобщего осуждения. Позже по инициативе Гитлера власти начнут предпринимать усилия по искоренению табакокурения, но это случится на несколько лет позже. Гитлер был убежден, что табак есть месть злокозненных краснокожих белому человеку за алкоголь и колонизацию. Возможно, оно и так, но курить я все равно не бросил, хотя Гитлер и прилагал к этому массу усилий. Надо быть объективным: он заботился о самочувствии нации и уделял много внимания здравоохранению.
Я с удовольствием сделал очередную затяжку, как вдруг из-за угла вышла и быстрой спортивной походкой прошла мимо меня девушка, лица которой я не успел разглядеть. На плече у незнакомки я с удивлением увидел висящий на ремне кофр кинокамеры «Аэроскоп».
У меня есть железное правило: когда ты смотришь вслед шагающей впереди незнакомке, изначально следует предполагать, что ее лицо и грудь не хуже ног и задницы. Конечно, могут случаться и разочарования, но проверять необходимо всегда.
Силуэт, подкрепленный легким ароматом духов, был многообещающим, да и ее ноша меня заинтриговала. Девушка с кинокамерой на осенней берлинской улице – что может быть романтичней и любопытней? Я глянул на часы, отбросил окурок и в приятном предвкушении неторопливо последовал за ней. Жопа была хороша на загляденье, не оторваться.
Строго говоря, в тот день я пошел за задницей и встретил Гитлера, а с большинством населения произошло почти так же, с той лишь разницей, что они поперлись за Гитлером и в заднице оказались.
Так мы шли себе и шли по Айзенахерштрассе, где весьма кстати висела афиша новой фильмы с моей вполне узнаваемой физиономией. Это был «Синий призрак», в котором я играл швейцара в ночном кабаре. Небольшой, но искрометный эпизод.
Подходить и заводить беседу я не торопился – к чему излишняя суета? На углу Фуггерштрассе я увидел скопление людей, в котором и скрылась незнакомка.
Надо сказать, что в те времена в Берлине очень часто организовывались митинги, население стало весьма политизированным и социально ответственным. На каждом углу по любому поводу возникали многолюдные сборища. По старому доброму Берлину и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на манифестацию безработных, а таких было большинство, или на уличное собрание ветеранов войны, также без определенных видов деятельности. На худой конец, на демонстрацию протеста экологов, на одиночный пикет голого мужика, держащего плакат «Долой стыд», либо плохо одетого человека с табличкой «Учение Маркса в жизнь» или еще что-то подобное – несбыточное и эфемерное, на любой вкус.
Ни на одно из подобных мероприятий я до того дня, разумеется, не ходил, были у меня дела и поважнее, к тому же сборище незнакомых людей всегда вызывало у меня настороженность. Но в тот день я подумал: «Как хорош солнечный осенний день, листья берлинских каштанов уже покрылись золотом, а я так непростительно аполитичен! Полюбопытствую-ка, зачем собрались на площади мои соотечественники». С этой мыслью я продолжил движение за незнакомкой. Люди вокруг были вежливы и обходительны, улыбаясь, они пропускали меня вперед. Вскоре я оказался возле самой трибуны и увидел оратора, человека миловидного, говорившего с легким австрийским акцентом, очень убедительно, разумно и складно. Его дикция была выше всяких похвал, а вот жестикулировать, на мой скромный взгляд, можно было бы не столь экспансивно. О чем он говорил, я толком не понял, но людям определенно нравилось.
Девушка, за которой я шел, уже успела вытащить из кофра киноаппарат и старательно вела съемку происходящего. Едва ее разглядев, я сразу понял, что на митинг приперся не зря.
Спасибо, Гитлер! Вы уже догадались, что оратором был именно Гитлер, и если бы не он, я мог бы и не повстречать любовь всей своей жизни. Повод для знакомства подвернулся как нельзя кстати, с этим мне всегда везло. Кинокамера с воздушным приводом забарахлила, что часто случалось в этих моделях, и юная нимфа кинематографа в растерянности прекратила съемку. Несмотря на судорожные усилия, незнакомке не удавалось устранить неполадку, такое нередко происходит с новичками.
На это обратил внимание и оратор – он даже запнулся на какой-то из своих мыслей.
Гитлер вопросительно посмотрел на девушку с киноаппаратом, словно укоряя ее за прерванную киносъемку. Можно было подумать, что еще секунда, и он оставит трибуну, дабы по мере сил подсобить ей с аппаратурой. Однако он от этого воздержался.
«Боженька, пусть она починит свою камеру, меня еще никто не снимал на кинопленку, ну пожалуйста! Я так давно об этом мечтаю!» – мысленно взмолился Гитлер.
– Позвольте я вам помогу, – непринужденно пришел я на выручку. Взяв киноаппарат из ее рук, я уверенно приспустил воздух, извлек из кофра насос, несколькими небрежными движениями подкачал привод и профессионально щелкнул затвором, что было в общем-то излишне, зато эффектно. – Эти камеры такие капризные, на будущее советую использовать «Аймо», – доверительно посоветовал я.