Мадам Гали. Свободный полет
Шрифт:
— Скажи, милый, твой друг не сможет всучить нам вместо подлинника копию?
— Не волнуйся, дорогая. Алан ничего не знает о специальной изотопной метке, которую я оставляю на подлиннике. Ее можно обнаружить только особым прибором.
Однако если Алан не меньший хитрован и умелец, то где гарантия, что художник не сумеет сконструировать нужное приспособление?
— Ему незачем рубить сук, на котором сидит, — добавил Роже, угадав тревогу Гали. — Я единственный, кто связывает его с этим крайне замкнутым рынком. Ко мне он привык, чувствует себя в безопасности. Да не станет Алан рисковать —
Решив, что причин волноваться не осталось, Гали отправилась гулять.
Собственно Фонтенбло — симпатичный крошечный городок. Артиллерийская школа, инженерное училище да замечательная муниципальная библиотека — вот и все достопримечательности. Однако среди прочего, чем заслуженно гордится Республика, библиотека занимает особо почетное место. Четыре гостиницы (в ту пору — три), из них самый известный отель «Наполеон». Дворец существует одновременно в двух ипостасях — он и часть города, и самостоятельный живой организм.
Оставив Роже возле дома Алана, Гали по пути решала задачку: «Подышать воздухом, а потом во дворец? Или сразу к королям, а природа подождет?» Победили короли.
Дворец Фонтенбло с основания наделен необычайной исторической миссией. Именно здесь 21 августа 1560 года Екатерина Медичи собирает нотаблей ради прекращения распри между католиками и гугенотами.
Под этими сводами 22 июля 1762 года Франция тайно отдает Луизиану Испании.
12 апреля 1814 года Наполеон Бонапарт подписывает отречение.
Гали обошла дворец и попала во двор Белой Лошади. Поднялась на «Подкову» — полукруглую лестницу, по которой спускался император в день отречения и где его ждала верная гвардия.
Мимо Гали по специально обустроенной дорожке промчалась парочка велосипедистов. Чудесно здесь, однако пора, и она направилась к условленному месту, где ее уже ждал Роже.
Через три недели она так же, как в свое время Роже, стояла напротив обеих икон и — Бог свидетель — не могла отличить одну от другой. В конце концов взмолилась:
— Роже, перестань мучить меня — покажи, где прабабушкина икона!
Все — до мельчайшей сети паутинок — на иконах было идентично. Роже утверждал, что любой самый тщательный химический анализ красок покажет одинаковость их состава. То же относилось к старому дереву с трещинками. Состаривать дерево почти не пришлось. Доска, на которой была изготовлена копия, была примерно такая же старая, как и подлинник. Возможно, что в свое время на ней был также изображен шедевр древнерусской иконописи, безвозвратно утерянный в хаосе революционных преобразований и варварского обращения со святынями.
Что касается оклада, то с ним все было значительно проще. Мастерство бывшего фальшивомонетчика и тут было на высоте. К тому же Роже имел выход на одного «чистодела», который имел набор печаток с клеймом известных старых ювелиров, включающих марку Фаберже. В свое время он со смехом поведал Роже, что три четверти пасхальных яиц из коллекции известного миллиардера Форбса помечены этим его «парижским» клеймом, привезенным во Францию еще в первую иммиграцию. Что касается драгоценного металла, эмали и камней, то с этим также не было проблем. Чего и говорить: полученная копия была достойна подлинника!
Копия
Спустя пару дней Роже позвонил возлюбленной:
— У меня есть кое-что интересное для тебя, дорогая. Не выпить ли нам кофе на набережной Анатоля Франса?
В роскошной библиотеке Роже на столике эпохи позднего Ренессанса лежала стопа русских журналов «Нива» за 1911 год.
— Смотри сюда, дорогая. — И Роже раскрыл тот, что находился сверху. — Хроника придворных событий в фотографиях.
На одной из них крупным планом была запечатлена русская монаршая чета — Николай и Александра — в каюте императорской яхты во время плавания их величеств по Ладожскому озеру. К своему величайшему удивлению, в верхнем углу каюты Гали отчетливо увидела свою икону! Гали не могла поверить своим глазам. Значит, она каким-то сверхъестественным образом смогла сквозь десятилетия разглядеть истинных хозяев иконы, когда рассказывала Роже свою историю. Невероятно! Гали не могла оторвать взгляда от журнала.
— Неплохо, не правда ли? — риторически спросил Роже.
— Где ты это взял? — только и могла произнести Гали.
— Напечатал, cherie.
Гали непонимающе уставилась на Роже.
— Вряд ли ты сможешь заметить, но эта страница искусно перепечатана и так же искусно вставлена в подлинный журнал.
— А как же бумага? — Гали продолжала разыгрывать невинное удивление.
— Бумагу еще легче состарить, чем холст. Главное — подобрать идентичную. В старых типографиях хранятся образцы любой бумаги начала века.
— Ну а печать, шрифты? — не унималась Гали.
— Собственно страница тоже практически подлинная. Только на фотографии царя и царицы появилась маленькая деталь. Журнал будет служить убедительным доказательством подлинности иконы и ее принадлежности царской фамилии. И этот факт будет служить гарантией того, что обладатель копии не станет афишировать ее приобретение.
— Это почему же?
— Понимаешь, cherie, икону я продам одному ливанскому богатею из христиан. Между прочим, он последователь византийской церкви. Ливанец никогда не станет показывать или продавать ее частным коллекционерам, выставлять на «Сотбис» или заниматься чем-то подобным. Икона больше никогда не покинет его дворца. Его потомки будут хранить ее как зеницу ока. Лучшего способа для тихой и дискретной сделки быть не может.
Гали с неподдельным интересом слушала Роже.
— Так вот, после того как ливанец насладится видом иконы, я ему покажу журнал, который я якобы взял у одного старого друга и должен ему его вернуть. Ливанец будет вне себя от радости. Что касается ксерокопии, которую он, несомненно, попросит, то я великодушно разрешу ему ее сделать. Это безотказный прием, который я изобрел сам по этому случаю.
— Ты гений, Роже.
Гали порывисто обняла и нежно поцеловала Роже в губы. Она не отпускала его. В следующее мгновение они оказались на диване. Терпения у Роже хватило только на то, чтобы снять брюки. Гали же на этот раз не нужно было никакого вступления. Секс был стремительный и агрессивный. Как будто они не виделись вечность. Наконец они замерли в объятиях друг друга.