Мадам Помпадур. Некоронованная королева
Шрифт:
– Мадам, я удаляюсь, с вашего разрешения. Я дал вам совет, ваше право воспользоваться им или нет. Подумайте, вы мудрая женщина и прекрасно понимаете всеобщую выгоду в данном деле.
Герцог ушел, на прощанье легко коснувшись губами ручки прекрасной Шатору, дверь за ним давно закрылась, а герцогиня сидела, уставившись на пламя камина. Она размышляла, но уже не над тем, убеждать короля или нет, Ришелье прав, это было бы прекрасным способом завоевать любовь подданных, а о том, какие приводить аргументы самому Людовику. Король вовсе не горел желанием ни воевать, ни даже просто слушать о военных действиях.
Конечно,
Но поездка означала ломку всех привычек, множество неудобств…
И все же Шатору думала не о неудобствах, а о предстоящем разговоре.
Он состоялся уже на следующее утро. Его величество был немало удивлен, когда внезапно явившаяся фаворитка принялась убеждать его в необходимости съездить в… действующую армию! Людовик мог ожидать чего угодно – просьбы о новом замке, денег, просто капризов с требованием удалить из Версаля кого-то неугодного фаворитке, но только не разговора на такую тему. Король даже не сразу поверил собственным ушам.
Стать правителем и возглавить армию? Как она себе это представляет?
Да, все короли возглавляли армии.
Но армия не квартирует в Версале, для этого придется ехать далеко!
Прекрасно, фаворитка готова составить компанию.
И все же Людовик колебался, слишком необычной была идея герцогини. Необычной и, честно говоря, опасной. Людовик вовсе не был стяжателем воинской славы, с него хватало и альковной.
Видя, что любовник не поддается на уговоры, Шатору даже прослезилась от отчаяния. Ей уже пришлась по душе идея стать национальной героиней, убедившей короля в необходимости подвига, каковым, несомненно, являлась поездка в действующую армию. Опасаясь расплакаться, что не вполне соответствовало бы избранной ею тактике поведения (героини не плачут, Орлеанская Дева не в счет, она деревенская глупышка), Шатору поспешила прочь, решив, что надо все обдумать.
Видно, герцог Ришелье все же подозревал, что фаворитка начнет действовать, и довольно быстро, он поджидал мадам Шатору.
– Ничего не получается, он колеблется!
– А чего вы ожидали, что король немедленно потребует коня и шпагу?
– Как еще убеждать? Его величество думает, что это опасно.
– Напишите ему письмо.
– Письмо?
– Да, конечно. Одно дело слова, произнесенные прекрасным ротиком, глядя на который его величество забывает слушать и думает лишь о поцелуях, и совсем другое – написанное, да еще и дамой. Пишите, будьте убедительны, упирайте на то, что вы ратуете за его славу, заботитесь о его популярности в народе и армии.
– Вы можете гарантировать, что с его величеством ничего не случится?
– Не могу.
– Как?
– А вы можете гарантировать, что с вами ничего не случится, даже если вы не сделаете и шага за пределы Версаля?
Шатору некоторое время смотрела на герцога, а потом рассмеялась:
– Вы правы.
– Я могу лишь обещать, что если его величество лично не полезет под пули или копыта лошади, то будет цел. А уж об остальном пусть позаботятся другие.
Король получил это письмо, оно потрясло Людовика до глубины души.
«Вы не были бы королем, если бы Вас можно было бы любить ради Вас самого… Ваше присутствие, сир, вдохновит войска, вселит в них уверенность и заставит победить – Вы завоюете все сердца… я ратую за Вашу славу…»
Читая и перечитывая вдохновенные строки, написанные рукой любимой женщины, король все больше и больше проникался мыслью действительно возглавить армию… хотя бы временно, чтобы вдохновить солдат. Король с нами! – это ли не повод одержать победу над австрийцами? Шатору умница, она вовремя почувствовала то, что нужно. А еще говорят, что женские головки годятся только для того, чтобы носить прически. Это смотря какие, его возлюбленная настоящая патриотка, и она так заботится о его славе и любви к нему подданных…
Но почти сразу на Людовика нахлынула волна почти тоски. Уехать и столько времени быть без Шатору? А если его ранят или, того хуже, сделают ни на что не годным калекой? Всякое ведь бывает. Нет, он просто не сможет оставить любовницу одну в Париже, а значит, не поедет и сам. В войсках достаточно герцога Ришелье и Мориса Саксонского. Нет, нет, война не для него!
И все же герцогиня убедила, король отправился в действующую армию, правда, это была весьма странная поездка, потому что его величество сопровождали фаворитка и еще множество придворных. Меньше всего кортеж был похож на военный и куда больше на парадный выезд его величества, например на охоту. Ехали весело, на частых остановках устраивались пикники, а в городах вечера и даже балы. Герцог Ришелье старался вовсю, но присутствие рядом с королем фаворитки совсем не нравилось французам, они считали, что Людовик просто позорит армию.
Чтобы жителей городов не смущали визиты его величества к любовнице, было приказано размещать мадам де Шатору в соседнем доме через стену с королем и загодя прорубать потайные двери в стенах.
– Сир! – губки мадам де Шатору не просто капризно надуты, они дрожали от обиды. – Сир, вы больше не любите меня?
– Я?! – Людовик потерял от такого вопроса дар речи. – Что случилось, мадам?
– Меня поселили в аббатстве Сен-Арну!
Король обернулся к герцогу Ришелье, тот лишь развел руками: что делать, если в Меце не нашлось достойных зданий рядом? В результате король и его фаворитка оказались на одной улице совсем рядом, но стены их особняков меж собой не соприкасались. Можно бы и пройти, но Людовик слишком хорошо помнил, какую встречу устроили ему жители Лиона, после чего любовников и стали размещать по соседству. Однако в Меце генерал-квартирмейстер двора граф де ля Сюз сбился с ног, но ничего подходящего подобрать не смог.
Выход нашел епископ Меца, он предложил спешно построить галерею, соединяющую два здания, а на вопрос горожан ответил, что это для удобства прохода его величества в церковь.
И снова фаворитка жаловалась королю, требуя скорее покинуть негостеприимный город.
Это было неправдой, жители оказались не слишком гостеприимны только по отношению к ней самой, вернее, открыто осуждали Людовика за то, что повсюду возил за собой не супругу, а любовницу.
– Если король приехал в Мец, чтобы подать дурной пример его жительницам, то лучше бы ему не выезжать из Версаля!