Мадемуазель Шанель
Шрифт:
Я опустила глаза.
— Нет-нет, все в порядке, — пробормотала я и продолжила заниматься ее подругами.
По словам Эмильены, увидев ее в Тюильри в моей шляпке, они налетели на нее, умоляя познакомить с эксцентричным шляпником, которого Эмильена ото всех прячет. Когда же она сказала, что шляпки делает женщина, у них отвисла челюсть, и теперь они горели желанием приобрести мои творения.
— Вы только представьте, — заявила одна из них, расхаживая по комнате в одной из моих шляпок с перьями на голове, — что скажет месье Ворт, когда узнает, что мы больше не носим его шляпок. Mon Dieu, скандал! Об этом заговорят во всех салонах Парижа.
Скандал
— Откуда мне знать, — ответила я, когда мы уютно устроились в моей комнате.
Эмильена постелила свою вышитую шаль на канапе и накидала туда множество подушек. Ее подружки отправились погулять с мужчинами в саду, а Эмильена явилась ко мне в халате-кимоно и с распущенными волосами, и это значило, что остаток дня мы можем посвятить только себе.
Она внимательно оглядела меня своими кошачьими глазами:
— Не знаете? Дорогая моя, у вас такой жалкий, такой несчастный вид. Неужели вы не рады, что я привезла своих знакомых, чтобы они купили ваши изделия?
Она махнула рукой в сторону моего совершенно пустого рабочего стола, где сиротливо лежала одна-единственная, простенькая черная шляпка с квадратным верхом, одна из самых моих любимых. На полу громоздилась куча коробок из галантерейного магазина на улице Лафайет, а в них основа для моих будущих шляпок. Эмильена купила и привезла их специально для меня.
— Ну посмотрите, они смели все ваши шляпки. Готовьте новую партию, а я в следующий раз привезу вам еще толпу, они снова все раскупят. Глазом не успеете моргнуть, как ваше имя будет у всех на устах.
— Нет, конечно, я рада, — ответила я с натянутой улыбкой. — Просто я…
Я не знала, стоит ли рассказать о поселившемся в моей душе гнетущем чувстве, будто меня несет куда-то в жизненном океане без руля и ветрил, без цели, без единой надежды на настоящее счастье.
Она сразу же наклонилась ко мне:
— О нет, ma ch`ere, только не это. Скажите, что это не так.
— Что? — Я удивленно посмотрела на нее. — Что не так?
— Я могла догадаться и раньше… — вздохнула она. — Эта странная меланхолия, потеря аппетита, эта худоба и бледность. Да вы enceinte, [12] милая моя.
Я не сразу поняла, о чем она говорит. А когда поняла, изумилась:
— Вы думаете, я беременна? О нет, Эмильена, уверяю вас, вы ошибаетесь.
— Нет? — нахмурилась она. — Разве такое не возможно?
12
Беременна (фр.).
Я помолчала.
— Да, — наконец произнесла я, поскольку не видела причин ей лгать, ведь она прекрасно понимала, какие именно у нас с Бальсаном отношения. — Возможно, конечно. Но я не беременна.
Видимо, что-то в моем тоне сказало ей больше, чем я того хотела. Она вдруг глубоко задумалась — такой я еще ее не видела. Потом она откинулась назад, кимоно распахнулось, открыв соблазнительное пышное тело в белье из кремового шелка; сегодня она была без корсета.
— Понятно, — проговорила Эмильена.
— Да неужели? — Мне было любопытно, что она себе навоображала.
— А вы никогда не думали о том, чтобы направить его? — спросила Эмильена все тем же интимным тоном. — Мужчины — существа вполне обучаемые. Они с готовностью все усваивают, если не пожалеть времени и показать им что да как. Немного терпения и настойчивости, и они смогут приспособиться к нашим потребностям, надо только предоставить им такую возможность. — Она говорила, конечно, не о финансовых потребностях, уж это-то я поняла. Но я была так удивлена неожиданным поворотом нашего разговора, что не могла произнести ни слова. — Со мной он все проделывал достаточно хорошо, — прибавила она, приподняв выщипанную бровь. — Может, и не идеально, с другими бывало и лучше. — Она скорчила гримасу. — Я не держу тех, кто отказывается приспосабливаться, а у меня под дверью их много, целая очередь.
Наконец я обрела голос:
— Вы считаете, я должна научить Бальсана? Тренировать? Как собак?
— Ну да. Он не доставляет вам удовольствия. И вы должны что-то сделать, чтобы изменить ситуацию. Все женщины разные. Он мужчина и может не знать этого, но мы-то знаем. Откуда он это узнает, если вы не научите его?
Я не верила собственным ушам и не смогла удержаться от смеха:
— Научить? Да я сама себя плохо знаю! — Не успела я произнести это, как тут же поняла, что неумышленно попалась в собственную ловушку.
Она облизала губы:
— Так вы никогда… — Поскольку я не смогла ей ответить ничего вразумительного, хотя на этот раз прекрасно поняла, о чем идет речь, она продолжила: — Никогда не получали в постели удовольствия?
— Почему, я очень люблю спать, — едва слышно пролепетала я.
Не признаваться же ей, что я нашла применение собственным рукам, чтобы достичь сладостного трепета, от которого перехватило дыхание, — вот каков был итог моего удовольствия в постели.
— Ох, милая, да вы действительно еще совсем невинны. Просто очаровательно! Такое редко бывает в нашем кругу. И вы серьезно думаете: то, что он делает с вами… или не делает… это все?
— Я вообще об этом мало думала, — продолжала я лгать. — Хотя, признаюсь, я была…
— Разочарованы? — Она нежно погладила мою руку, и я задрожала, хотя прикосновение Эмильены не было мне неприятным. — Так часто бывает, — продолжала она, — в первый раз. Но нельзя же допустить, чтобы первое разочарование обманывало нас. Ведь мы не жены, в конце концов, а они не мужья. У нас есть иные возможности и альтернативы.
Нежное поглаживание ее пальцев проникало сквозь ткань, сладко охватывая все мое существо. Я слегка отпрянула, что было вызвано отнюдь не отвращением. Мне нравился ее запах: аромат чистого тела, тщательно вымытого с мылом, без приторного цветочного благоухания, характерного для demimondaines. [13] Именно такой чистотой пахло в свое время от нас в Обазине. Белоснежная кожа Эмильены напоминала свежевыпавший снег, сквозь кружевное белье соблазнительно просвечивали груди с розовыми сосками. И тем не менее мне стало страшно. Ведь это и была та самая пресловутая сила, которой славилась Эмильена, запретная, темная, притягивающая к себе мужчин. Вот почему она стала одной из самых преуспевающих куртизанок Парижа. Эмильена д’Алансон была воплощенным соблазном и искушением, а теперь она направляла свои женские чары на меня. И я не знала, как мне на это реагировать.
13
Дамы полусвета (фр.).