Мадемуазель Судьба
Шрифт:
На улице Валька расправила плечи и подставила лицо солнцу. «Ля-ля-ля-ля…» – прозвучало в ушах, а в голове промелькнули навязчивые вопросы: «Куда же запропастилась картина «Женщина в черном»? Где она лежит или висит?»
– Эх, поездку можно считать провальной, – вздохнул Сергей, закуривая.
– Почему? – спросила Валька, чувствуя себя прекрасно. – Мы же столько всего узнали.
– В том-то и дело, что ничего не узнали. Сплошная ерунда. Вот если бы адреса друзей удалось раздобыть или еще что-нибудь в этом роде, тогда другое дело. Ольга
– Ага, – ответила Валька и смело взяла Сергея за руку. Нет, поездку нельзя считать провальной хотя бы потому, что они приехали в Москву и стоят сейчас рядом. Наверное, если задрать голову вверх, то окажется, что Ия Марковна дежурит на балконе и наблюдает за ними, затаив дыхание.
Сергей притянул Вальку к себе и поцеловал в висок.
– Ну, принцесса, выбирай, куда пойдем?
– Все равно, – счастливо выдохнула она, перечеркивая мысли об Ольге. В эту минуту душа требовала чего-то волнительного, нежного, и совершенно не имело значения, куда идти. – Давай просто прогуляемся по Арбату, – предложила Валька, – раз уж мы сюда приехали. Только ты позвони Юрию Яковлевичу и скажи, что у нас все в порядке. Я жива, здорова, и синяков не прибавилось.
– Кстати, от старых у тебя почти не осталось следа.
– Я знаю, – небрежно ответила Валька, хотя утром пришлось замазывать их тональным кремом.
Оксана больше не требовала любви и внимания, не штурмовала квартиру и не трезвонила с утра до вечера. Но Федор не сомневался: это затишье временное – слишком уж натиск был велик. Свое решение он менять не собирался, наоборот, окончательно и бесповоротно понял, что подобные отношения ему совершенно не нужны. Зато необходима тишина, дающая возможность сосредоточиться, и еще – Валентина Баталова, непонятно куда запропастившаяся. Не складывались кусочки истории, упрямо разъезжались в разные стороны – предстояло их собрать и уложить правильно.
Приятеля у девчонки не было, но она добровольно и запросто уехала с мужчиной прямо от магазина, теперь звонит, заверяет, что все в порядке, однако лучшей подруге толком ничего не рассказывает…
– На работе Валентины вы побывали? – спросил Поляков, отходя от окна.
– Да, – ответил Федор. – Дрянная контора: куча народа, бесконечные телефонные звонки, постные улыбки, серые стены и черная мебель. Поговорил с двумя хмурыми тетками и перепуганным начальником, наверное, он подумал, что я из налоговой. Никто ничего не знает, ни с кем дружбы Валентина не водила. Только зря съездил.
– Похоже, она не боится увольнения, хотя работой дорожит…
– Откуда вы знаете, что дорожит? – неожиданно спросил Федор и встретился взглядом с Поляковым.
– Знаю, – чуть помедлив, ответил тот и нервно заходил по кабинету.
– Наталья Шмелева сказала, что последнее время Валентине везло – деньги к ней буквально прилипать стали. И на работе повысили, и премии платили, и в лотерею она выиграла… Меня не покидает мысль о богатом покровителе. – Федор положил ногу на ногу, придвинул к себе пепельницу и закурил. В адвокатском кабинете он теперь чувствовал себя совершенно спокойно,
– Покровитель? Нет… Откуда?..
– Я могу задать вам вопрос? – поинтересовался Федор и, не дожидаясь ответа, добавил: – А вы сами почему занимаетесь этой девушкой? Не думаю, что есть много желающих заплатить за ее поиски.
Задавать вопросы ему не полагалось, но это был далеко не первый запрет, который Федор нарушил в своей жизни. Интуиция подсказывала, что Поляков не укажет на дверь, во всяком случае, пока не найдена Валентина.
И что же все так нервничают кругом? Вроде ничего страшного не случилось: жива девчонка, звонит, обещает скоро вернуться. И Поляков нервничает – успешный с головы до ног адвокат, и начальник Валентины, мелкий человечишка, глаза в сторону отводил… А речь-то о сироте беззащитной. Случись что, никто обидчику даже по шее не наваляет. Разве не так?
– Валентина Баталова имеет косвенное отношение к весьма запутанному делу, я бы хотел с ней поговорить. – Поляков остановился, развернулся, поправил очки, сунул правую руку в карман брюк.
Адвокат хитрил, и Федор лишний раз убедился в том, что не все так просто, как ему пытаются преподнести. Собственно, это не его проблемы, но все же…
– Отец Валентины коллекционировал картины и вроде завещал их музею. Это так?
– Да. Только не музею, а галерее, которая находится на Большой Никитской, – ответил Дмитрий Григорьевич.
– Он все картины завещал?
– Признаться, я в такие подробности не вдавался. Полагаете, может быть связь?
– Кто знает… – Федор помолчал. Вдруг нестерпимо захотелось окунуться в тишину, сконцентрироваться и вытащить из паутины обрывочных мыслей ту главную, которая и приведет к разгадке. Надо ехать в галерею и смотреть картины. Каждую. Интересно, каких денег они стоят? – А картины дорогие?
– Не особо.
– Телефон Валентины по-прежнему не отвечает?
– Недоступна.
Поляков качнулся на пятках, вынул руку из кармана и подошел к столу. Федор заметил на лбу Дмитрия Григорьевича мелкие капельки пота, хотя в кабинете вовсе не было душно и кондиционер работал исправно.
Плотно закрыв дверь, нарочно бросив свирепый взгляд на кудрявую Зиночку, Федор направился к лестнице.
Какое дело известному адвокату до обычной девчонки, живущей неподалеку от МКАД? Почему Поляков занимается ее поисками, почему иногда дергается, точно его ударили током? Родственников у Валентины нет, так кто же платит за это расследование? Или Дмитрий Григорьевич сказал правду: ему лишь нужно поговорить с девчонкой и что-то выяснить?..
– Валентина, Валентина, – тихо произнес Федор, садясь в машину. – В какую же историю ты влипла? И надо ли мне тебя искать?..
Нежное куриное филе утопало в грибном соусе, дольки молодой картошки лежали ровно, демонстрируя румяные бока, квашеная капуста тонкими нитками окружала маринованные черри, небольшие квадратики холодца устроились рядом с отварным языком. Осетрина, буженина, рыба под маринадом…
Валька с долей изумления взирала на роскошный стол.