Мадонна будущего. Повести
Шрифт:
— Значит, тем более — ну и дела! Это же золотая жила.
— Пожалуй. Только не в том смысле, какой ты сюда вкладываешь. Кстати, никакого интервью она давать мне не стала — совсем не ради того меня приняла. А ради того, что куда важнее.
Байт без труда догадался, о чем речь:
— Того, к чему я причастен?
— Чтобы выяснить, что можно сделать. Ей претит его дешевая популярность.
У Байта просветлело лицо.
— Она так и сказала?
— Она приняла меня, чтобы мне это сказать.
— И ты еще не веришь мне,
— Ничего мне не нужно — к тому, что есть; ничего, кроме одного: помочь ей. Мы с ней подружились. Она понравилась мне, а я — ей, — заявила Мод Блэнди.
— Прямо как с Мортимером Маршалом.
— Нет, совсем не как с Мортимером Маршалом. Я с ходу схватила, какая мысль у нее возникла. У нее возникла мысль, что я могу помочь ей — помочь в том, чтобы заставить их замолчать о Биделе, и для этой цели — так ей, видимо, кажется — я к ней просто с неба свалилась.
Говард Байт слушал, но, помедлив, вставил:
— Кого их?
— Как кого? Мерзкие газетенки — твою разлюбезную прессу, о которой мы с тобой все время толкуем. Она хочет, чтобы его имя немедленно исчезло с газетных страниц — немедленно.
— И она тоже? — удивился Байт. — Значит, и ее трясет от страха?
— Нет, не от страха, — вернее, не тогда, когда я последний раз ее видела. От отвращения. Она считает, что все это слишком далеко зашло, и хотела, чтобы я — женщина честная, порядочная и по уши, как она полагает, сидящая в газетном деле — прониклась ее чувствами. И теперь, при наших с ней отношениях, я таки прониклась, и думается, если удастся здесь что-то исправить, мне это будет не в укор. А ты мешаешь исправить и тем самым режешь меня без ножа.
— Не бойся, дорогая, — отвечал он, — кровью я тебе истечь не дам и до смерти не зарежу. — И тут же изобразил, как сказанное искренне его поразило. — Значит, по-твоему, она вряд ли знает?..
— Что знает?
— Ну, о том, что и до нее могло дойти. О его бегстве.
— Нет, она не знала… наверняка не знала.
— И ни о чем таком, что делало бы его бегство вероятным?
— То есть о том, что ты назвал непонятной причиной? Нет, ничего такого она не говорила. Зато упомянула, и в полный голос, что он сам в ужасе — или делает вид, будто так, — от того, как ежедневно треплют его имя.
— Это ее слова, — спросил Байт, — что он делает вид?..
Мод уточнила:
— Она чувствует в нем — так сама мне сказала — что-то смешное. Вот такое у нее чувство, и, честное слово, мне как раз это в ней и нравится. В общем, она не вытерпела и поставила условие. «Заткните им рот, — сказала она, — тогда поговорим». Она дала ему три месяца, но готова ждать все шесть. И вот тем временем — когда он приходит к тебе — ты помогаешь им орать во всю глотку.
— Пресса, детка, — сказал Байт, — сторожевой пес цивилизации, а на сторожевых псов — тут уж ничего не поделаешь, — бывает, находят приступы бешенства. Легко сказать: «Заткните им глотки»; бегущего зверя
— А что я сказала тебе на днях, когда ты, пытаясь найти обоснование его поступкам, выдвинул предположение — чистая гипотеза! — что дело в такой женщине, какой она, по-твоему, должна быть? Гипотеза претворилась в жизнь, с одной только поправкой — в жизни все оказалось сложней. Впрочем, не в том суть. — Она искренне отдавала ему должное. — В тебе говорило вдохновение.
— Прозрение гения! — Как-никак, а он догадался первым, но тут еще кое-что оставалось невыясненным. — Когда ты виделась с нею в последний раз?
— Четыре дня назад. Наша третья встреча.
— И даже тогда она не знала всей правды?
— Я же не знаю, что ты называешь всей правдой, — отвечала Мод.
— То, что он — уже тогда — стоял на перепутье. Этого вполне достаточно.
— Не думаю. — Мод проверяла себя. — Знай она это, она была бы очень расстроена. Не могла не быть. А она не была. И сейчас вовсе не выглядит огорченной. Но она — женщина своеобычная.
— М-да, ей, бедняжке, без этого не обойтись.
— Своеобычности?
— Нет, огорчений. И своеобычности тоже. Разве только она даст отбой. — Он осекся, но тут было еще о чем поговорить. — Как же она, видя, какой он непроходимый осел, все же согласна?
— Об этом «согласна» я и спрашивала тебя месяц назад, — напомнила Мод. — Как она могла согласиться?
Он совсем забыл, попытался вспомнить:
— И что же я сказал тогда?
— В общем и целом, что женщины — дуры, ну и еще, помнится, что он неотразимо красив.
— О да, он и впрямь неотразимо красив, бедненький, только красота нынче в загоне.
— Вот видишь, — сказала Мод.
И оба встали, словно подводя итог диалогу, но задержались у столика, пока Говард ждал сдачу.
— Если это выйдет наружу, — обронила Мод, — он спасен. Она — как я ее вижу, — узнав о его позоре, выйдет за него замуж, потому что он уже не будет смешон. И я ее понимаю.
Байт посмотрел на нее с восхищением — он даже забыл пересчитать сдачу, которую опустил в карман.
— О вы, женщины…
— Идиотки, не так ли?
Этого вопроса Байт словно не услышал, хотя все еще пожирал ее глазами.
— Тебе, верно, очень хочется, чтобы он покрыл себя позором.
— Никоим образом. Я не могу хотеть его смерти — а иначе ему не извлечь из этого дела пользы.
Байт еще несколько мгновений смотрел на нее.
— А не извлечь ли тебеиз этого дела пользы?
Но она уже направилась к выходу; он пошел за ней, и, как только они очутились за дверью в тупичке — тихой заводи в потоках Стрэнда, между ними завязался острый разговор. Они были одни, улочка оказалась пуста, они на миг почувствовали, что самое интимное еще не высказано, и Байт немедленно воспользовался благой возможностью.