Маэстро Воробышек

Длугач Владимир Львович

— Вот-вот, ты умеешь безразлично говорить!

— Хорошо тебе, ты рассудительная очень. А я… Мы с Панькой даже… — Она испытующе посмотрела на подругу и тут же отвела глаза. — Эх, рассказала бы тебе, да боюсь — совсем меня заругаешь.

— Ну и не говори.

— И не скажу.

Они подошли к кирпичному одноэтажному дому, где помещалось правление колхоза.

— Подожди, — тихо сказала Женя и направилась прямо через крапиву, росшую позади здания, к окну. Здесь она привстала на цыпочки и заглянула внутрь. — Нет его.

— Кого нет? — спросила Анюта, тоже заглядывая в окно. — Вот же и Александр Иванович и начальник лагеря.

—

Николая нет, — разочарованно протянула Женя. — Даже ногу обожгла этой крапивой! И напрасно, главное.

— А если нам поговорить с Леонидом Васильевичем? — не обращая внимания на жалобы подруги, предложила Анюта. — А? Как ты думаешь?

— Можно и с ним, — без особого энтузиазма согласилась Женя, потирая колено.

Девушки отошли от окна и сели на лавочку у двери. Минут через десять на крыльцо вышел Леонид Васильевич.

— А-а, председателева заступница! — приветствовал он Анюту. — И со своей неизменной подругой!

— Мы всегда вдвоем, — гордо заявила Женя. — У нас дружба не то, что у некоторых.

— Это кого ты имеешь в виду? — поинтересовался Леонид Васильевич.

— Так я, между прочим, — смутилась Женя.

— Леонид Васильевич, — вмешалась Анюта, — у вас есть один мальчик…

— Да у меня не один, а десятки их.

— Я о Викторе Черных. Вы знаете, что он ушел из лагеря?

— Куда ушел?

— Уехал в Москву. Совсем.

— В Москву? Когда? Откуда ты это знаешь?

— Я его встретила. Совсем недавно. Он шел с вещами. В таком состоянии он был.. А я его понимаю. Смеялись над ним товарищи, а кроме того… Я не могу вам говорить, но у него еще здесь были всякие неприятности. Леонид Васильевич, неужели вам никогда не было тяжело и никто вам не помог? Не может так быть!

— Так ты, я вижу, по своему характеру — заступница, — заметил Леонид Васильевич. Потом помолчал немного и добавил: — Да, не может так быть. Это верно. — Он снова задумался. — И не будет, я тебе обещаю.

— И друг ведь у него есть, Булавин Николай, — сказала Женя. — Ведь мог бы. А он ни на кого не обращает внимания. И Виктора своего забыл.

— Виктора надо вернуть в лагерь, Леонид Васильевич, — убежденно произнесла Анюта. — Вы извините, что я так…

Леонид Васильевич внимательно посмотрел на девушку.

— Зачем же извиняться. Хорошо, когда не о себе одном только думают.

— Она всегда так, — рассмеялась Женя, — во все вмешивается.

Девушки попрощались и повернули назад, в деревню. А Леонид Васильевич легко сбежал по узкой, почти отвесной тропинке в крутую и глубокую выемку оврага, взобрался по другому откосу и углубился в лес. Под ногами с треском ломались сухие прошлогодние веточки и сучья.

Вернуть Черных в лагерь… Да разве дело только в этом? Надо вернуть его к любимому делу, вот о чем стоит подумать. Любимое дело! А как страшно лишиться его. С ним самим было когда-то почти такое же. Когда это было? С чего началось? Даже теперь, спустя много лет, он отчетливо помнит тот зимний воскресный день, когда он нашел в лесу обломок настоящей армейской лыжи. Мимо деревни, где он жил в детстве — это было на Урале, — шел однажды отряд красноармейцев-лыжников. Его поразил тогда их стремительный и вместе с тем слаженный ритм бега, широкий взмах рук с палками, сильный шаг. Они отошли уже на порядочное расстояние, как вдруг один остановился и, низко нагнувшись, стал возиться с лыжами. Потом сел прямо на снег, снял с ноги лыжу и бросил ее в сторону от дороги, а сам уже на одной лыже пошел догонять товарищей. Вот с этого обломка лыжи все и началось. Теперь уже он не показывался на катке, не катался с горки на салазках, не играл в снежки. После школы шел домой, наскоро обедал, делал уроки — и принимался за работу. Через несколько вечеров кусок дерева снова стал лыжей. Труднее было сделать вторую. Доска от старого стола не подошла для этого, не годился и штакет забора, ничего нельзя было сделать из скамейки, которая стояла в саду под яблоней. Зато одна из досок рассохшегося бочонка оказалась наиболее подходящим материалом. Но и с ней пришлось повозиться — распаривать ее и сушить, загибать в колодках, снова мочить, снова сушить, шлифовать стеклом, шкуркой, пропитывать смолой… И наступил, наконец, день, когда он смог надеть свои лыжи на валенки и, отталкиваясь самодельными палками, покатить по лыжне.

Леонид Васильевич вышел к реке. У берега в воде рос камыш, подальше, к середине, белели кувшинки.

Вот такая же, очень похожая, была в их деревне река. Но вскоре пришлось расстаться с ней. Родители переехали в Свердловск. Школа, армия. У него уже был первый разряд по лыжам, он участвовал во многих соревнованиях.

После армии поступил на строительство — работал сначала слесарем, потом бригадиром, наконец мастером. И вот тут-то, на строительстве, с ним случилось несчастье — во время работы он упал и повредил позвоночник. Да, положение у него было даже похуже, чем у Виктора. И если бы не Иван…

Леонид Васильевич глядел вниз, на воду, которая лениво текла у его ног.

Иван Колесников был его товарищем. Вместе они работали на стройке, ухаживали за девушками, вместе ходили на стадион. В больнице Леонида навещали родные, товарищи по работе, но чаще всех бывал Иван. Придет, сядет в своем несуразном с рукавами по локоть белом халате на табуретку. И оба молчат. И о чем можно было говорить, когда и так все было ясно — навсегда ему надо забыть о спорте.

Леонид Васильевич поднял с земли щепку и бросил ее в воду. Она медленно, едва заметно покачиваясь, поплыла по течению…

Его выписали из больницы. Несколько дней он ходил, опираясь на палочку, по улицам родного города — дома не сиделось. С работой все уладится, а вот… Он говорил Ивану, что будет пробовать ходить на лыжах, нельзя же так сразу сдаваться. Но Иван по-прежнему отмалчивался. Леонид пытался брать сиротливо стоявшие в углу его комнаты лыжи, но тут же ставил их на место. Ему трудно было даже нагнуться, чтобы завязать ботинки. Но однажды Иван прибежал к нему в необычном волнении и еще с порога крикнул: «Тебе, Ленька, не придется уходить из спорта!» С какой злостью посмотрел он тогда на своего друга! Похоже было, что тот просто смеется над ним. А Иван продолжал: «Я уже договорился. Понимаешь, ходил всюду, и вот нашел.

В Доме пионеров тебя возьмут тренером. Будешь воспитывать мальчишек там и девчонок… Хорошее, нужное ведь это дело».

Прошли годы. Не одну сотню ребят привлек он к спорту, были среди его бывших учеников и мастера и спортсмены с именами, знакомыми всей стране. И сейчас, перебирая в памяти всю свою жизнь, он ни о чем не жалел. Знал, что не напрасно стал учителем физкультуры, не напрасно отдает все свое время, все свои привязанности ребятам. А если сейчас с одним из них случилась беда, его долг помочь ему!..