Маг в законе. Дилогия
Шрифт:
Клубы махорочного дыма вокруг гудели чужими голосами; время от времени прорывалось:
— …местовое плати, старшине плати, квартальному плати — а потом мамаша с дитем лыбится, зар-раза, и бухтит: "Куркули! жируют с нашей бедности!"
— …п-понял? так п-прямо и говорит: козел ты! и дымом мне в харю! Ну я ему ка-а-ак…
— …повбывав бы!..
— …с почином! ставь пиво!..
— …вчерась на Бурсацком мажонка с моста кинули… башкой об мостовую, и в реку…
— …во люди! правильные люди!..
— …повбывав бы!..
За стол напротив тебя плюхнулся
Ты вздрогнул, закашлялся; принялся глотать пиво, потерявшее всякий вкус. Нарвался! Родная масть! Пиковая!.. Девятка, в законе. И по всему видать — лошадник.
Родственная душа.
— Чего пялишься, дядя? Живого рома не видал? Ну так за смотрины грош, потрогать — рупь! Или сплясать? Это дороже, не по всякой роже!
— Спляши, морэ, спляши… — кашель ушел, как не бывало. — А я подпою. Ну, давай: ту, балвал, ту, балвал, со на воинэса? Умардян мирэ ромэс?..
— Со на ракирэса! — машинально подхватил востроносый.
И вы пошли тихонько, душевно, на два голоса:
— Та-ра-рай, да та-ра-да, ри-ра-ри-да…
— Кто песне выучил? — приятельски подмигнул Девятка, когда вы замолчали. — Здесь, на базаре? в конных рядах?
— Мать выучила. В таборе…
— Мать? в таборе?!
— Да. Всегда по вечерам пела, у костра: "Ветер, вой, ветер, вой! Что же ты не воешь? Убил мужа моего? — от меня не скроешь!.."
В ответ Девятка от души расхохотался.
Он веселился так искренне, что до тебя наконец дошло: творится диво дивное! Ром рома не признал! маг — мага! Пусть Девятка — не ахти какая карта в колоде, но ведь не ветошник же, должен чуять, раз в законе…
— Трепло ты, дядя! — белозубо скалясь, востроносый оторвал от твоей таранки плавничок, кинул в рот. — Да ты на себя в лужу глянь: из тебя ром, как из меня губернатор! На одних песнях, морэ, вожаком не стать! Тут душа нужна вольная, кровь горячая… Родиться ромом надо, вот!
И он победно воззрился на тебя.
Уел, значит.
— А ты, выходит, настоящий. Закоренный; не "петрушка" [4] гнилая. Еще и лошадник, небось, хоть куда? Слушай, сведи мне коня! — сто рублей плачу…
Услышь!
Откликнись!
Ты играл с огнем, — да, глупой Девятке лучше убраться восвояси, многозначительно покрутив пальцем у виска — но остановиться не мог.
Теперь пришла очередь востроносого дергаться. Еще бы! Только что вслух едва не конокрадом обозвали! А ну как дядя в шляпе — легавый?! Девятка впился в тебя цепким взглядом; отвел глаза. Из дяди филер… вот-вот, как из тебя, морэ, губернатор… говорил уже. Значит, просто ляпнул дядя, не подумавши!
4
Обидное прозвище оседлых ромов-огородников; в отличие от почетного прозвища "закоренный ром" — то бишь знающий все обычаи.
Так, теперь оглядеться…
— Ты, дядя, болталом-то меньше звякай! Знаешь хоть, кто такой "лошадник"?
Слепой он, глухой; и нюх табаком отшибло.
За ветошника тебя держит!
Одно б понять: радоваться или огорчаться? Вот, оказывается, как «Варварская» крыша кроет! Хотел проверить, ждал случая… дождался. Проверил. Мало что за мага — за рома не признают! вроде как глаза от тебя особый контракт, м-мать его бумажную, отводит…
Ладно, обмозгуем на досуге, с отцом Георгием посоветуемся — а сейчас надо бы отвечать: вон, востроносый извелся в ожидании.
— …Лошадник? Ну ты, морэ, и спросишь! Известное дело: кто с лошадями запанибрата, тот и лошадник!
Похлебаем щи лаптем, для сердечного успокоения…
— Эх, дядя, простая душа! Лошадник — это конокрад на квэнье мажьей! уразумел? Загребли бы меня сейчас, ни за ломаный грош, за слово твое, без ума сказанное — и в кутузку! До выяснения…
— Ну прости! прости дурака! Эк загнул: в кутузку… Мало ли чего ляпнешь… откуда мне эту вашу феню знать-то?
— Да не нашу! не нашу! не мою!!!
Востроносый взвился стригунком, аж пиво расплескал.
— Не маг я! не жиган! честный ром! А слова, что пыль — побродишь с мое, дядя, всякого нахватаешься! Вот в лошадях — это да, понимаю! тут ты прав, дядя. Плох тот ром, который с любым конем любви не скрутит! Ром в седле родится, в седле спит…
Девятка балабонил околесицу, спеша похоронить под ворохом болтовни случайно всплывшую правду о себе. Пусть старается, жалко, что ли? Тебе он не мешает, можно и послушать, под пиво с рыбой.
— …в седле ест, в седле баб любит, в седле и помирает, когда время придет!..
Ты достал папироску, прикурил; выпустил клуб сизого дыма. Ну-ну, говори, маг в законе, великий козырь, знаток коней и ромской жизни — а мы послушаем.
Уши б тебе надрать…
— …эх, дядя! — сто рублев, коня ему сопри… Конокрады-то есть, ясное дело! Любой знает, даже вот ты, наверное, знаешь, дядя! Сам-то я чистый, только скажу от души: мало их на свете белом осталось, закоренных лошадников. Это ж тебе не буханку хлеба спереть, не пучок редиски! коня свести — это ж целое искусство, дядя!
А глазенки горят, светятся… Из мышек плошками сделались. Будь на месте «дяди» настоящий филер — коптить тебе небо острожное! Впрочем, настоящего филера Девятка «срисовал» бы вовремя…
Машинально ты прикрыл обоих: нечего народишку вокруг ушами раскидывать.
Ты прикрыл, а Девятка опять проморгал.
— Искусство! — озлившись невесть на что, ввернул ты. — Сидеть тебе за твое искусство… если раньше ногами не затопчут.
— Да не мое оно! — востроносый отмахнулся с досадой. — Умей я чужого рысака замажить — гнил бы с тобой в вонючей пивнухе?! Угости папироской, дядя… хорошие у тебя папироски, вкусные. Спасибо. А спички у меня свои есть. Отстал ты от жизни, дядя! Это раньше конокрадов ногами топтали, всем селом, под поруку круговую. Теперь, ежели ловят — в участок ведут. Зато крестничка, буде отыщут…