Маг в законе. Том 1
Шрифт:
— Вы же… вы ром, Ефрем… Иванович! А в-все ромы… колдуны!.. хоть немножко… Раз д-доктор… не поспеет — колдуйте! Я за… в-вас век… молиться буду! Ефрем Иванович?! Я… за в-вас!.. для в-вас!..
Эта просьба показалась тебе настолько дикой, что безумие на миг заглянуло прямо в глаза, оскалилось хитрой усмешкой Искусителя — и вновь спряталось.
Неподалеку.
Решишься, баро? Возьмешь княжью дочь в подельщицы?! Вернешь силу?! пробьешь стену?!
Решайся!
Нет, это не ты, не ты! Это демон в твоей голове, бес в ребре твоем! Опомнись, дурень старый!
Сломаешь?! Ха! У нее жизнь и без тебя переломана, некуда ломать дальше! А крестников потерять можешь; это — запросто! Да и Тамара, если Федька не очнется, руки на себя наложит… Княжьего гнева испугался, а, храбрый ром? труса празднуешь? кто на Циклопа с ножом кидался?!
То-то шутка будет, всем шуткам шутка: дочь жандармского полковника — ромский подкозырок!
— Разрешаю применять силу и эфирные воздействия: в теперешнем состоянии Тамара частично к ним восприимчива. Но только в КРАЙНЕМ случае и со всей аккуратностью. Иначе головой ответишь. Ты меня понял?
— Понял, ваша светлость…
Отыди, Сатана! Не искушай! Глядишь, и так обойдется: сыщут дорогу назад… А если — нет?! Что тогда?!! Простишь себе, что был в силах помочь — и остерегся?!
Отыди… ну пожалуйста!..
— Зачем?.. м-медлите, Ефрем… Иванович! Что в-вам… нужно?! Говорите! Душу… м-мою?! Жизнь?! Отдам! Т-только спасите… его!
Все, Валет.
Слово сказано.
А по Закону — должен быть ответ.
В черных, как смоль, очах княжны Тамары, отныне и навеки:
…ночь.
Беспросветная. И вот: один за другим, начинают теплиться робкие свечи звезд. Призрачный свет осеняет землю, лунные тени плывут туманом, творясь заново в самых причудливых очертаниях. Тени! — в вас легко заблудиться, сбиться с пути, превратиться в призрак, марево… Одна звезда, у самого горизонта, горит ярче других. Звезда? свеча? костер в ночи?
Знаете? — надо идти туда, к этому огню. Сквозь тени, морок, сквозь ночь.
Надо просто идти.
К огню.
Ты медленно распрямился. Встал в полный рост, навис над хрупкой девушкой, с отчаянием и надеждой глядевшей снизу вверх.
Отчаяние и надежда.
Страшная, безумная смесь; адское зелье.
Демон увидел Тамару.
Кто из вас искуситель? кто — искушаемый?! кто?! — эта мысль пришла из прошлого, из далекой кус-крендельской ночи, когда рябая Акулька, не раздумывая, протянула тебе свою худенькую ручонку:
— Дядь Друц! миленький! Не передумала! Ноги… ноги целовать…
— …Душу, говоришь? — сказал; и не узнал собственного голоса. — Ну что ж, значит, так тому и быть. Давай душу, княжна. Только знай: вытащим Федьку, не вытащим — все едино. Пропадать нам лихим пропадом. Решай сейчас, чтоб после не каяться. Видела, небось, что нынче с подкозырками творят…
Эх, девки, девки! Тамара! Акулька! отдаетесь без колебаний! мне бы ваше сердце…
— Я решила, — и она протянула тебе руку.
Словно знала: так положено.
Я грустно улыбаюсь.
Это судьба.
И желтый, осенний свиток, испещренный вязью знаков, вспыхивает перед вами.
XI. РАШКА-КНЯГИНЯ или АБРАША-ВЕРОНЕЦ ЛЮБИЛ ШУТИТЬ ПО СУББОТАМ
При благоденствии праведников веселится город,
и при погибели нечестивых бывает торжество.
Ты готовила финт.
Безумный; безнадежный.
На который можно решиться, лишь открыв глаза, и вместо края постели вдруг увидев край обрыва. Нарушался Закон, если крестный не идет вослед крестнику, чтобы ждать и молчать; нарушался Закон, если учитель не сопутствует ученику, чтобы самим своим присутствием оказать честь прощания; рушились основы — и ты, на остаточке, на последыше, на «брудершафтной» Акулине, рванулась было в погоню… вот-вот ударишься всем телом о стену нарушения, проломишь, устремишься!..
А рыба-акулька возьми да и вывернись из рук.
Глупая ты, глупая Рашка… Ну скажи мне на милость: когда это жена не сопровождала мужа? в беде и радости? в здоровье и болезни? в Законе и беззаконии?
Оба они ушли: Федор и Акулина.
А ты осталась.
Иди плясать кадриль.
…лестница кошкой вертелась под ногами. Юлила, терлась ступенями; норовила встать дыбом, распушив хвост ковров.
Что делать?
Куда бежать?
…Сильная рука поддержала под локоть. Глаза, два черных колодца, сияющих неземным восторгом, придвинулись вплотную.
— Эльза Вильгельмовна! — спросил еле слышно Павел Аньянич, облав-юнкер со второго курса; «нюхач», подающий большие надежды. — Ведь это вы, Эльза Вильгельмовна? Это правда вы?!
Со стороны могло показаться: молоденький кавалер объясняется даме в любви страстной и прекрасной. Но тебе уже однажды объяснялись в похожей любви: в купе поезда "Севастополь — Харьков", между делом очищая апельсин.
К счастью, институток он успел отослать наверх.
Хороши б вы были…
— Что, Пашенька? Вынюхал, мальчик мой?!
— …Например, ваш покорный слуга перед самым выпуском сумел вычислить объект: негласного сотрудника Гамзата Ц'ада, тифлисского шашлычника.
— Вас похвалили? наградили?!
— Увы, милочка. Меня вызвал к себе начальник училища в Тифлисе…
— Эльза Вильгельмовна!
И тут мальчик в лазоревом мундире произнес нечто, возможное в его устах не более, чем выход в Закон учеников без учителей:
— Я восхищаюсь вами, Эльза Вильгельмовна! Я искренне восхищаюсь вами! Выслушайте меня! Полагаю, власти заблуждаются в своем вечном стремлении искоренить, вместо того, чтобы изучать и использовать!