Маг в законе. Том 2
Шрифт:
– Поедем, красотка, кататься?! – обернувшись, подмигнул ты княжне.
Ты?
Или вселившийся в тебя бес?
Поначалу, хотя и ехали с ветерком, ты старался особо не лихачить. Без причины всплывало в памяти: заливается безумным хохотом облав-юнкер на джигитовке, пляшет ротмистр со стеклянными глазами из "Пятого Вавилона"… Княгиня разок обмолвилась, будто и предыдущий начальник училища не просто так на пенсию ушел. Вот и дочка у Шалвы Теймуразовича, опять же… Да и сам князь –
Бешеная скачка, безумный танец, жгучий котел страсти – они складывались в тайный, заранее прописанный узор; ты придерживал Кальвадоса, как придерживал свои мысли, не давая резвой рыси перейти в сумасшедший галоп…
Но сначала пришла волна: знакомая, страшная, безнадежная.
А увидел ты позже:
Толпа.
Гудит растревоженным ульем, люто брызжет злобой. Юродивый карлик-побродяжка скачет меж людьми воробышком, приплясывает: "Свет-Прокопьюшка! Со святым праздничком! Крести раба божьего!"; только пуще народ раззадоривает, дурачок. "С праздничком, Прокопий! ужо окрестим! н-на!.." Под ногами, сапогами, кольями, наспех выдернутыми из плетней – парнишка: в крови, в лохмотьях, избитый, но живой покамест. Как и увидел-то его сквозь толпище – непонятно.
Небось, сам собой финт сложился, будто кукиш во гневе.
Странно: били парня без остервенения, душу до конца не вкладывали, и ты еще подивился – злости у людей было вдосталь! – но взгляд скользнул дальше, и ответ пришел сам собой.
Поодаль трое чубатых мужиков держали рома: востроносого, чернявого. На лбу у бедняги выступил пот, глаза уже закатились – но не от бесплодных попыток вырваться: ром, гнилая Девятка Пик, пытался держать толпу!
Вот, значит, где встретиться довелось!
На миг в голове все смешалось. Ты успел, успел через годы и версты: вот он, твой Данька, еще живой – а ты не в силах сдержать, остановить…
Отчаянно натянулись вожжи.
Захрапел, взвился на дыбы Кальвадос; едва не перевернув коляску, встал, как вкопанный.
Словно и не было трех лет в училище, подписанного особого контракта, долгих бесед с отцом Георгием.
Ни о чем больше не задумываясь, забыв об оставшихся в коляске княжне с Федькой, с облучка спрыгнул наземь Валет Пик по кличке Бритый.
Маг в законе.
VII. РАШКА-КНЯГИНЯ или КОРОЛЬ СТАВИТ КРЕСТ
Кто ходит непорочно, тот будет невредим;
а ходящий кривыми путями упадет на одном из них.
– Зря вы так, милочка, – он сказал это позже, когда вы ехали домой: переодеться и отдохнуть перед балом.
– О чем вы? – машинально спросила ты.
Копыта звонко цокали по булыжнику. За набережной кучер свернул направо: мимо Покровского монастыря, мимо звонницы. Перья облаков сплошь усыпали небо над крестами, но дальше, со стороны Павловки, опять наползала чернильная синева.
Становилось душно.
– Я понимаю: мелочь, – Джандиери не принял твой вопрос всерьез, как требующий объяснений. Вы и без того прекрасно понимали друг друга. – Пустяки. Легкомысленная шалость; «финт», если пользоваться традиционным определением. И господа «нюхачи» не заслуживают слишком уж строгого взыскания. Но, милочка, представьте себе: ваш «эфир» был бы ими отловлен. А все второкурсники мечтают выяснить доподлинно, кто именно натаскивает их, кто оттачивает нюх. Зачем вам лишняя слава?
Ты почувствовала: капля пота, щекоча, ползет от виска к подбородку.
– Погодите, Шалва… Вы хотите сказать: они не знают, кто из их окружения является завербованным магом?! Они, "нюхачи"?!
– Разумеется, не знают. Не могут; не должны знать. По счастью, лишь многолетняя практика позволяет специалисту определить не только наличие эфирного воздействия, но и его, так сказать, источник. Лет через пять-шесть, поразбивав лбы на тернистых путях… Впрочем, бывают досадные исключения.
– Досадные?
– Или, если хотите, счастливые. Например, ваш покорный слуга перед самым выпуском сумел вычислить объект: негласного сотрудника Гамзата Ц'ада, тифлисского шашлычника.
– Вас похвалили? наградили?!
– Увы, милочка. Меня вызвал к себе начальник училища в Тифлисе, полковник Шамиль Абуталибов – светлая ему память, хотя строг был старик не по-людски! Заставил подписать кипу бумаг о неразглашении. А мне бы не хотелось, чтобы ваш любимый Аньянич уехал в столицу, обремененный такими же бумагами. Они могут улучшить жизнь офицера, но чаще бывает наоборот. Излишние способности не всегда поощряются…
В лице сегодняшнего, харьковского Джандиери отчетливо проступил Джандиери мордвинский: гордый умница, оскорбленный косностью Государственного совета, отчаянный Циклоп, рискнувший презреть Букву ради Духа.
Ты почувствовала: в воздухе закипают резкие пузырьки шампанского.
На востоке громыхнуло: сперва робко, пробуя голос, но затем грозовой протодьякон взял верный тон. Бас наполнил небесную обитель, нутряной, опытный бас; и молния благословила притихшую землю.
– Шалва, – спросила ты после долгого молчания, – скажите мне: как вы стали облавным жандармом?
Вместо ответа он положил руку тебе на колено.
Легонько сжал.
Что, Княгиня, хорошая моя?.. ну ладно, молчу, молчу…
Спать вместе вы стали спустя четыре месяца после свадьбы. В первую ночь Джандиери пожелал тебе приятных сновидений и удалился. В твоем возрасте и положении глупо ворочаться с боку на бок, если осталась одна… ты и не ворочалась. Заснула, как убитая. Снилась всякая пакость: балаклавские покойницы, Друц, одетый в жандармский мундир, раненый в шею Феденька.