Маг. Биография Паоло Коэльо
Шрифт:
— Сынок, нас очень беспокоит твоя астма и мы записали тебя на обследование. Выпей кофе, скоро нам ехать.
Через несколько минут отец вывел из гаража машину — это бывало крайне редко — и все трое поехали по набережной к центру города. Пауло, устроившись на заднем сиденье, думал о своем и любовался исполинскими темными тучами, которые всегда в это время года нависали над бухтой Гуанабара, придавая пейзажу возвышенно-романтическую мрачность. Доехав до середины пляжа Ботафого, машина свернула влево, на улицу Маркиза Олинды, миновала еще три квартала и остановилась у высокой — не меньше трех метров — стены. Они вышли из машины, подошли к железным воротам. Отец сказал что-то привратнику, и появившаяся через несколько минут монахиня повела их в кабинет врача. Они находились в лечебнице доктора Эйраса — крупной клинике, занимавшей несколько зданий и особняков в роще у подножия холма. Монахиня шла впереди, показывая дорогу, а Пауло следовал за родителями, не понимая, что происходит. Все поднялись на четвертый этаж на
— Ваш мальчик будет спать здесь. Видите — палата просторная и светлая.
Пауло не понимал, в чем дело, но спросить не успел: они тут же прошли в кабинет. За деревянным столом сидел психиатр Бенжамин Гаспар Гомес — человек пятидесяти двух лет, лысый, с маленькими глазками и приветливым выражением лица. В недоумении Пауло обратился к родителям:
— Если я должен пройти обследование по поводу астмы, почему мне приготовили палату?
Педро не произнес ни слова, а Лижия постаралась как можно более деликатно объяснить сыну, что он находится в психиатрической больнице:
— Ты фактически бросил школу, не ночуешь дома. Мы взяли тебя из колледжа Санто-Инасио, чтобы тебя оттуда не выгнали, но и в Эндрюс ты не успеваешь. И потом, ты сбил мальчика в Араруаме…
Наконец — впервые за все утро — подал голос отец:
— Ты перешел все границы. Ты подделал мою подпись, а это уже не детская шалость, это преступление.
Дальнейшее происходило очень быстро. Мать рассказала Пауло, что они с отцом долго консультировались с доктором Бенжамином — он служил вместе с Педро в ЖИДП и пользовался его полнейшим доверием — и пришли к единому мнению: Пауло следует привести в порядок расшатавшиеся нервы, подлечиться, а потому ему придется пробыть несколько дней в этом «доме отдыха». Пауло еще не оправился от шока, когда родители поднялись и вышли в коридор. Остолбенев от ужаса, Пауло вдруг осознал, что его заперли в психушке, и он теперь совершенно один, со школьным портфелем подмышкой, в теплой куртке на плечах. Он спросил врача, словно надеясь, что из этого кошмара еще можно как-то выбраться:
— Значит, вы запрете меня в сумасшедшем доме, не проведя никакого осмотра, даже не поговорив со мной?
Бенжамин Гомес с успокаивающей улыбкой отвечал:
— Вас никто не сажал в сумасшедший дом. Это санаторий. Здесь вы подлечитесь и отдохнете. А в беседе не было необходимости — я и так все про вас знаю. У меня имеются все данные.
Данные эти врач получил от инженера Педро, и, на взгляд разумного человека, едва ли они могли оправдать насилие, жертвой которого стал Пауло: да, он раздражителен, упрям, плохо учится и «политически не согласен с отцом», но такие жалобы на своих детей-подростков могут выразить девять из десяти отцов. Тревоги матери были конкретнее. Она считала, что у сына имеются «проблемы полового характера». Однако три причины, которые она приводила в доказательство, производили странное впечатление из уст умной и интеллигентной женщины: у Пауло нет возлюбленной, он отказывается от операции по поводу фимоза, у него, как у девочки в пору созревания, стала заметно расти грудь. Однако указанные «симптомы», в том числе и увеличение груди, были всего лишь побочным следствием гормональных препаратов, прописанных Пауло врачом, к которому его водила сама же Лижия. А вот о том единственном поступке сына, который действительно мог вызвать беспокойство за его психическое здоровье, им было ровным счетом ничего не известно: несколькими месяцами раньше, в одну из мучительных бессонных ночей Пауло решил покончить с собой. Пошел на кухню, заткнул все щели кухонными тряпками, закрепил клейкой лентой. Оставалось пустить газ, но в последний момент Пауло испугался. Внезапно — словно снизошло спасительное озарение — он понял, что ему совсем не хочется умирать, он лишь жаждет привлечь внимание родителей к своему отчаянному положению. Но когда он сорвал с двери последний кусок ленты и уже собирался вернуться к себе в комнату, ему вдруг показалось, что он в кухне не один: к своему ужасу Пауло понял, что рядом с ним — Ангел Смерти. Панический страх юноши объяснялся тем, что он где-то вычитал, будто сей Ангел, если уж слетел с небес на чей-то зов, никогда не возвращается с пустыми руками. Эта зловещая встреча не могла, разумеется, не удостоиться упоминания в дневнике:
Я чувствовал, как меня обволакивает исходящий от Ангела запах, я ощущал дыхание Ангела и ощущал его желание кого-нибудь унести с собой. Я молчал. Мысленно я спросил его, чего он хочет. Он ответил, что его призвали и он должен кого-то забрать, ибо ему надо отчитаться о своих действиях. И тогда я взял кухонный нож, перелез через стену на пустырь, где пасутся соседские козы, поймал одну и одним махом перерезал ей горло. Струя крови взметнулась высоким фонтанам, залила ограду, перелетела через нее, так что брызги попали даже на стену нашего дома. Но Ангел получил желаемое и исчез. Теперь я знаю, что больше никогда в жизни не сделаю попытки покончить с собой.
Если предположить, что родители Пауло совершили бестактность и прочли его дневник — в чем через какое-то время он стал их подозревать, — даже то, что он принес в жертву козу (это происшествие тогда приписали неведомому маньяку), не могло служить достаточным основанием для госпитализации сына.
Когда санитар отвел его в приготовленную палату, Пауло все еще находился в состоянии шока. Подойдя к зарешеченному окну, юноша был потрясен красотой вида, открывавшегося из этого мрачного места. Из окна можно было любоваться белым песком пляжа Ботафого, садами на недавно возведенной дамбе Фламенго и чудесными очертаниями холмов Урка и Корковадо вдали. Вторая кровать была пуста — значит, Пауло предстояло страдать одному. Вечером кто-то из родителей передал привратнику чемодан с одеждой, личными вещами и книгами нового пациента. Больше в тот день не произошло никаких важных событий. Лежа на койке, Пауло думал о выборе жизненного пути. Больше всего ему хотелось, естественно, осуществить свою мечту и стать писателем. А если не получится, было бы неплохо сделаться настоящим сумасшедшим. Тогда его будет содержать государство, ему не придется работать и брать на себя какую бы то ни было ответственность. Правда, в таком случае он будет проводить много времени в психиатрических больницах, к тому же позднее, бродя по коридорам клиники доктора Эйраса, он быстро поймет, что ее пациенты ведут себя совсем не так, «как те безумцы, которых показывают в голливудских фильмах».
За исключением некоторых особо тяжелых случаев кататонии или шизофрении, остальные пациенты вполне способны здраво рассуждать о жизни и иметь собственное мнение по разным вопросам. Иногда у них случаются приступы панического страха, депрессии или буйства, но, как правило, они непродолжительны.
Первые несколько дней Пауло пытался освоиться в этом месте, куда его заточили родители. Из бесед с санитарами и служителями, которые неспешным шагом передвигались по бесконечным коридорам, он узнал, что в клинике содержат восемьсот душевнобольных. Они поделены на несколько категорий — в зависимости от тяжести заболевания и классовой принадлежности. Этаж, на котором жил Пауло, был территорией так называемых «тихих психов» — пациентов, поступивших в клинику по рекомендации частных врачей, а остальные, «беспокойные» и попавшие в лечебницу по направлению государственной службы здравоохранения, размещались в другом корпусе. Пациенты первой категории лежали в двухместных палатах с отдельным туалетом Днем они могли свободно перемещаться по всему этажу. А вот пользоваться лифтами, которые запирались на ключ, разрешалось только в сопровождении санитара и только при наличии подписанного врачом пропуска. Все окна, балконы и лоджии были ограждены решетками или бетонными блоками. Больных, принятых в клинику по государственной страховке, помещали в общие палаты на десять, двадцать и даже тридцать коек, а так называемые «беспокойные» содержались в отдельных запираемых боксах.
Больница доктора Эйраса была не просто психиатрической лечебницей, как вначале подумал Пауло: она представляла собой целый комплекс клиник — неврологической, кардиологической, а также наркологии, где лечили от алкоголизма и наркомании. Оба ее руководителя — доктор Авраам Акерман и доктор Пауло Нимейро — входили в число самых уважаемых нейрохирургов Бразилии. У дверей, ожидая приема, обычно стояли в очереди сотни обычных людей, пользовавшихся государственной страховкой, но приходили сюда со своими проблемами и сильные мира сего. За пять лег до Пауло здесь провел четыре месяца в отдельном шале магнат Ассиз Шатобриан, глава империи телекоммуникаций, лечившийся от мозгового тромбоза. Впоследствии в больнице доктора Эйраса окончили свои дни две популярнейшие личности, два бразильских кумира: гениальный футболист Гарринша в 1983 году умер здесь от алкоголизма, а певица Дирсинья Батиста попала сюда в состоянии глубокой депрессии и скончалась в 1999 году от остановки сердца.
Лижия каждую неделю навещала Пауло в лечебнице. Однажды она привела с собой дочь — Соня Мария, которой исполнилось пятнадцать, упросила родителей дать ей возможность повидаться с братом. Посещение клиники стало для девочки настоящим потрясением.
— Это такой ужас, по коридорам ходят люди и разговаривают сами с собой! — вспоминала она с возмущением через много лет. — И в этом аду затерялся Пауло, мальчик, которому было там совершенно нечего делать.
Соня хотела высказать все это родителям, воззвать к их милосердию, умолить, чтобы брата забрали из клиники, но у нее не хватило смелости. Она никогда не отстаивала даже собственные интересы, что уж говорить о брате? В отличие от Пауло, Соня всю жизнь была в подчинении у родителей — до такой степени, что, уже выйдя замуж и став матерью, никогда не позволяла себе курить при отце и скрывала от него, что носит бикини.
Что же касается Пауло, то, по словам доктора Бенжамина, навещавшего его каждое утро, юноше удавалось смягчать свои страдания «какими-то магическими движениями поясницы, которые он производил, даже когда упрашивал отпустить его из больницы». По мнению психиатра, он был в лучшем положении еще и потому, что умел «красиво говорить». Именно из-за этого Пауло избежал жестокой процедуры, которой часто подвергали душевнобольных в клинике — электрошоковой терапии. Доктор Бенжамин Гомес, хоть и был прекрасным знатоком душевных болезней и переводил книги по психиатрии, являлся убежденным сторонником этого варварского метода лечения, давно отвергнутого и осужденного в большинстве стран мира.