Магадемия номер три
Шрифт:
1. День Знаний
1 листопада года 1534 от объединения Миров Треугольника
Величественное здание Третьей Межмирной Магадемии видно из любой точки города. Оно словно парит над Рибовиллем, осеняя своей тенью улицы и площади. Эффект достигается в основном за счёт высоченного холма, на макушке которого пристроилась Магадемия, но и само здание очень велико, если не сказать огромно. Сложенная из бурого кирпича в виде гигантской буквы Н, семиэтажная Магадемия ещё и гордо устремляла в небо башенки лабораторий, пристроенные
Некогда, в прежнем здании, лаборатории находились в подвалах. Места для работы тогда было побольше, но любому из нынешних исследователей, рискнувшему пожаловаться на тесноту и неудобства, вежливо показывали дорогу к развалинам Второй Магадемии. Древняя магия сохранила их почти нетронутыми и каждый мог послушать гида, смакующего подробности ужасного взрыва и полюбоваться, чем чреваты нарушения техники безопасности. А вот что случилось с Первой Магадемией — никто уже не помнил, да и развалин не осталось, но строить четвёртую никому не хотелось.
Впрочем, всё это дела давно минувших дней. Сегодня на всех шести башнях Магадемии развевались флаги и с самого утра до жителей города долетали отголоски весёлого шума.
Когда бурление и кипение в нижнем дворе Магадемии, специально предназначенном для торжественных сборищ, достигло предельно допустимого уровня, ректор сего достойного заведения Варрик фон Баррик, оценивающе, словно алхимик закипающее зелье, оглядел пёструю мешанину лиц и нарядов и, набрав побольше воздуха в лёгкие, сделал первый шаг.
Пробиваться сквозь плотную толпу учеников было бы долго, да и чревато последствиями. Некоторые из студентов дорого бы дали, чтобы пощупать ректора. Не подумайте ничего плохого. Конечно, тот был возмутительно молод для своей должности и невероятно хорош собой, но подавляющее большинство учеников интересовали вовсе не ректорские прелести, а крылья. По слухам, радужные драконы, оставались крылатыми и в гуманоидной ипостаси, но крылья показывали очень редко и лишь избранным, так что возможность прикоснуться к легенде перевешивала все остальные доводы.
Варрику крылья были дороги, поэтому он эффектно сбросил с пальцев несколько голубоватых искорок, тут же выстроившихся по ранжиру. Ректор привычно расслабился и плавно взошёл по воздушным ступеням на невидимую простым смертным дорожку. По ней он степенно вышагивал над головами учеников, пока не добрался до возведённой по случаю нового учебного года трибуны. Мало кто мог остаться равнодушным к свободно гуляющему по воздуху магу, и пока ректор добирался до места — толпа благоговейно затихла. Кто-то со старших академических курсов восхищался безупречно сплетённым заклинанием, девицы из коллежа, раскрыв рты, глазели на знаменитого красавчика, а лицейская малышня просто замерла от восторга при виде творимой на их глазах настоящей магии.
Дойдя до места, ректор прокашлялся, готовясь к речи. В ответ из расставленных вокруг двора отражателях звука раздалось противное завывание и зловещий хохот. Новенькие ученики вздрогнули и принялись в панике оглядываться, ища неведомое чудовище. Секретарь ректора, стоявшая у центрального входа в Магадемию, показала кулак почти незаметному в свете дня привидению, отвечавшему
Фон Баррик начал традиционную приветственную речь, которую столь же традиционно никто, кроме новичков, не слушал, но все делали вид, что внимают. Он механически молотил языком, говоря положенные слова, а сам присматривался к ученикам. Какие неприятности принесёт набор этого года, было пока неясно, но практика давно показала, что те всегда превышают ожидаемый уровень. К тому же ректор имел глупость поспорить со своим секретарём на бутылку «Лунной радуги». Гмерреда утверждала, что в этом году первыми отличатся старички, а сам Варрик склонялся, что новенькие успеют устроить бедлам со свистопляской раньше.
Посреди бородатой шутки, которой полагалось заканчивать вступительное слово, грянул взрыв. Некий изрядно подкопченный объект пролетел над головами собравшихся и протаранил одно из окон учебного крыла, неуклюже ввалившись вовнутрь с ужасающим грохотом и звоном. Студенты проводили летуна восторженно-завистливым воем и аплодисментами.
Новый учебный год можно было считать начавшимся.
Ректор, не оглядываясь, вызвал по связному амулету секретаря-психолога. Ну да, профессия такая. Экспериментами не только в Магадемии занимаются. Нынче все ВУЗы лезут из кожи вон, пытаясь изобрести что-нибудь этакое. А как потом бедным выпускниками с диковинными специализациями вроде повар-артефактор жить, никто не задумывается.
— Гмерреда, похоже, «Лунную радугу» нам придётся покупать вскладчину. Профессор Стокс обогнал всех претендентов, а на него-то мы и не ставили.
Варрик выслушал короткий выразительный ответ и ухмыльнулся.
— Вас не затруднит послать ремонтников… То есть, как это — не нужны?!
Ректор повернул голову к громыхнувшей башне и невольно присвистнул. Ремонтники тут действительно были ни к чему. Требовались строители и толковый архитектор, чтобы воспользовавшись оказией, соорудить на осиротевшем кусочке крыши что-нибудь поудобнее и попросторнее.
— Тогда согласуйте с завхозом вызов мастеров и не забудьте сказать целителям, чтобы впредь держали окно приёмной открытым. Не думаю, что Стокс был последним умником, заготовившим эвакуацию прямиком на лечебный факультет.
Петрович числился заместителем директора по хозяйственной части, но сам себя по привычке называл домовым. Прадед его начинал с деревенской избёнки, отец заведовал городской квартирой, а сам Петрович как-то ухитрился выбиться в большое начальство. Оно конечно почётно и приятно, но дюже нервно. Шутка ли, целую Магадемию обихаживать! Работы прорва, но подчинённые…
Вот если б в силах был, лучше б сам всё делал, ей-ей! Три десятка домовых и полсотни кикимор в одном здании, это сплошная головная боль, по правде говоря. И всем надо уважение оказать, перессориться не дать и, чтобы всё было сделано, как следует, проследить. А ежели кто не знает, по вредности домовые с кикиморами могут кому угодно фору дать. И уж то и дело проверять на прочность всего пару лет назад присланного начальника — сами духи велели. Только Петрович орешек крепкий. Пусть подкалывают, сколько хотят, а он справится!