Магазин потерянной любви
Шрифт:
Чучело настрадалось и летело теперь во вселенной, подобно космическому мусору. «До свидания, Пуси», — пели Paint, и «Запасник» содрогался от гитарных рифов и хорала. «Это и было торжество их человеческого достоинства, — замечает Эмили в своей книжке. — Торжество безвозвратной потери и извечной русской драмы».
Чуть ниже она размышляет о будущем российской клубной сцены и приводит небольшой фрагмент из «Чучела во вселенной» незабываемых Paint The Morning — одного из тысяч безвестных коллективов постсоветского Понта:
До свидания, Пуси, до свидания. До свидания, утро, свет в глазах. До свидания, краски, до свидания. ВстретимсяУчастницы панк-группы Pussy Riot, осуждённые за молитву против диктатуры в храме Христа Спасителя, были и вправду сожжены, подобно соломенному чучелу в «Запаснике». Они трагически погибли в одной из камер «Матросской тишины» глубокой ночью 30 апреля 2017 года. «Апрельские ведьмы, — иронично писала о них проправительственная газета «Завтра». — В результате случайного возгорания в одной из камер «Матросской тишины» сгорели заживо Надежда Толоконникова, Мария Алёхина и Екатерина Самуцевич — враги народа. Туда им и дорога», — следовала приписка и рядом смайлик. Эмили с самого начала следила за процессом над Пуси и теперь с горечью констатировала: «Вот что бывает при слиянии государства и церкви — диктатура в квадрате». Если подруги и заслуживали наказания, то ясно, что не столь жестокого, соглашался Джони. Нонконформистское искусство в России оставалось запретным. И государство, и церковь вели себя как бандиты. Да и вообще не понятно — что для них любовь? «Подлинная же любовь, — писала Эмили, — никак не связана ни с религией, ни тем более с государством. Она сама по себе и нуждается лишь в мимолётном откровении. Это мимолётное откровение и есть свобода».
Джони по-прежнему выглядывал свой парус.
Не то чтобы Эмили убивалась по нему, но каким-то странным и до конца не понятым способом он вдохновлял её, и она жила этим вдохновением. Эмили Бонер, таким образом, оставалась единственным человеком, полностью разделявшим его взгляды и ожидавшим все эти годы его возвращения.
ВОЗВРАЩЕНИЕ. «Не есть ли это краеугольный камень, который и придаёт существу очарование любви?» — размышлял Джони. Взять хотя бы воскрешение Иисуса Христа в православии, вознесение Аллаха при очередном теракте или радость найданов (отшельники, возведённые в ранг божества) в ходе буддийского обряда «Найдани-хурал». Любовь — что чучело в «Запаснике». В сущности — трагедия с переизбытком метафоры: «До свидания, Пуси».
«Возможность свидания, — записал Джони в своих листках, — что-то вроде запрограммированного сна после смерти. Какой бы ни была степень разочарования жизнью, с остановкой сердца в мозге человека включается последнее кино». В этом месте постучали в дверь, но открывать он не стал. Откроешь — и тут же забудешь, о чём думал. «Продолжительность фильма, — продолжил он, — невелика. Но даже нескольких минут, в течение которых мозг ещё функционирует, будет вполне достаточно, чтобы исключить разочарование. Это будет фильм о самой прекрасной связи. Жизнь после смерти. Счастье, поделённое на части. Счастье, подводящее черту и заполняющее бесконечность. Однажды потерянная, но, безусловно, обретённая вновь любовь».
Идея выглядела чрезвычайно привлекательной. Странно, что до сих пор никто не занялся ею. Если, конечно, не брать во внимание церковь. Впрочем, эти их обещания вечного рая не выдерживали никакой критики: не было ни одного доказательства, да и что представляет собой рай — никто толком не знал. К тому же рай для одного может обернуться адом для другого. Не говоря уже о полном абсурде самой концепции загробной жизни с материалистической точки зрения. Тут и говорить нечего — это подтвердит любой здравомыслящий человек: по прошествии нескольких минут после остановки сердца колебания нейронов головного мозга стремительно затухают, отмирают клетки и живая ткань превращается в обыкновенную совокупность молекул.
Как раз этот интервал (к слову сказать, вполне соизмеримый с возникновением вселенной) Джони и намеревался использовать для своего опыта. Писатель словно задумал ещё один роман.
Первым делом он сформулировал цель (последний счастливый сон) и основные проблемы: сценарий сна, способ реализации, тестирование и гарантия. Посоветовавшись с Митей, Джони убедился, что его идея не так уж и фантастична. Даже без всякого программирования люди, пережившие клиническую смерть, видят последний сон. Другое дело — прекрасен ли он? Отнюдь. Примерно 80 процентов пациентов, переживших остановку сердца, видят кошмары. Как раз эти кошмары и представляют собой теологическую подоплёку ада. Раем же у теологов считается состояние без боли. Статистика клинической смерти подтверждает лишь 1–2 процента по-настоящему счастливых видений.
— А вообще, — сказал Митя, — разве поймёшь, где жизнь, а где сон? Может, люди и есть всеобъемлющий сон Господа нашего.
— Да он и за яйцами не уследит, — ответил Джони и рассмеялся.
Что правда, то правда. Производство брака за последние 20 лет выросло вчетверо. Речь уже шла не о круглых или овальных яйцах. Отовсюду поступали квадратные, трапециевидные, шестиугольные яйца, и никого это не удивляло.
Не удивляло это и Ральфа Мессенджера из Глостерского университета. Хотя бы профессор жив-здоров, обрадовался Джони, связавшись с ним по Интернету. В ходе переписки британский когнитолог проникся Джониной идеей и даже предложил несколько способов её реализации. В будущем Митя возьмёт профессора в долю, а в целом проект «Последнего свидания» принесёт им небывалую прибыль.
Вот как работал этот проект. Заказчик предлагал сценарий сна, сценарий вводился в электронный браслет (по типу браслета «Ква-Ква-парка» в Мытищах), и браслет немедленно доставлялся пользователю. Доставку осуществляли компания DHL или (по желанию) портал Stop.com. Впрочем, при данных обстоятельствах это была уже не остановка во времени, а, в сущности, последняя остановка. Дальше наш поезд следовал в депо для утилизации.
Попав на запястье, браслет автоматически тестировался, результаты отправлялись на сервер «Виртуального клона», и в случае положительного теста пользователь получал подтверждение гарантии. В чём заключалась гарантия? А вот в чём. После наступления смерти браслет запускал программу и в режиме on-line фиксировал события, происходящие в мозге при его деградации. Если «свидание» противоречило сценарию, процессор корректировал программу, а затем циклически перезапускал её до получения требуемого эффекта. Гарантия была стопроцентной. Кроме того, счастливый сон записывался в память браслета и при необходимости предъявлялся доверенному лицу.
Проект оказался весьма популярным.
Уже в первый месяц они продали около 10 тысяч браслетов. Постаралась и Тайка. Проведённая ею рекламная кампания «Счастливого сна» стала вершиной её изобретательности. Именно она настояла, чтобы каждый браслет снабжался демонстрационным режимом, благодаря чему покупатель мог испытать счастливый сон в любое время и в любой обстановке: ночью, днём, в офисе, дома или в дороге. Эффект был понятен, он не требовал особых объяснений, и дело пошло. Браслет программировался на неограниченное число снов. Сценарии дополняли друг друга, совершенствовались, а Митя лишь потирал руки. Идеальный вариант, радовалась Vi, никакого тебе компьютера, электронного костюма, да и затрат минимум.
Вариант и вправду был хорош. Способ реализации «Счастливого сна», предложенный Ральфом Мессенджером, основывался на последних достижениях квантовой физики и нейробиологии. Впрочем, и здесь не обошлось без трудностей. Митя то и дело нарушал патентное право, платил штрафы и был вынужден развивать свои собственные исследования.
В тяжёлые минуты он мысленно возвращался к Галилею. Надо же, думал он, имея всего лишь подзорную трубу, Галилей умудрился перевернуть представление о мире. Здесь же всё под рукой — и никак. Величайшие достижения науки не могли вернуть ни любви, ни даже здравого смысла. Эта Джонина затея с прекрасной смертью всё больше удивляла его. Может, Джони и гений, но как-то уж всё не по-людски: какую бы жизнь вы ни прожили — она не стоит и ломаного гроша, а единственным утешением, по мнению этого экстремиста, являлись лишь две-три минуты после остановки сердца. Не жив, не мёртв, припомнил Захаров.