Магазин воспоминаний о море
Шрифт:
Посольство, конечно, работало в обстановке приближенной к боевой — но это означало всего лишь отмену отпусков и ненормированный рабочий день, а также запрет на поездки в магазины дальше Макати. Идеальный дипломат Кирилл Фокин отвечал в посольстве за внешнюю политику Филиппинской Республики, а когда военные устраивают мятеж, внешняя политика любой страны как бы замирает, правда, бумаги на эту тему все равно следовало слать в Москву каждый день — это еще был век факсов и телетайпов, они работали без устали. Кирилл Фокин, как все, бегал по посольству с бумагами. Видел я его, впрочем, редко, поскольку в посольство не ходил, был занят массой своих дел.
И, конечно, мятежников через сутки отбросили от дворца.
Накануне ночью они попытались подтянуть туда еще одну колонну — она прошла по мгновенно опустевшему авеню Эпифанио де лос Сантос, или ЭДСА, мимо моих окон.
Семья спала, а я проснулся от содроганий земли и с высоты двенадцатого этажа увидел — извините, из окна туалета — пару ползущих по проспекту жутких железных машин, на вид — не иначе как двадцатых годов.
Потом они приостановились, и коридор белого света протянулся в мою сторону, мазнул по стене моего дома, ослепил меня, замер. Они не видят меня в окне туалета, успокоил я себя.
Танк, или как это следует называть, медленно повернул орудийную башню в нашу сторону, но потом возобновил движение к президентскому дворцу. Земля перестала дрожать. Ночь затихла.
На следующий день, после обеда, все изменилось — по городу ездили военные патрули, один взял под контроль мой угловой дом (на двух ключевых проспектах города — ЭДСА и Айяла), по радио сообщили, что мятеж подавлен, о чем я утомленно сделал репортаж в редакцию. Последняя фраза его была эффектной: «У подъезда моего дома замер танк».
Солнце заходило; я пошел в бассейн под уважительными взглядами военных — танкистов, или кто они там были.
Когда я поднялся к себе, меня встретил нескончаемый звонок телефона. Это был некто Артуро, один из здешних музыкантов, у нас была масса общих вкусов.
— Дорогой друг, я волнуюсь за тебя, — сказал мне он. — Католическая радиостанция, которая все знает, сообщила, что повстанцы повернули от дворца и пошли на Макати. И что они захватили твой дом.
— Ну вот еще, — сказал я. — Я, как видишь, дома. Я только что снизу, плавал. Дом охраняет здоровенный танк, он стоит прямо у подъезда.
— А, — отозвался Артуро с некоторым облегчением. Задумался на секунду, а потом с интересом спросил: — А чей танк?
Район Макати состоит из нескольких «деревень» — то есть поселков из двухэтажных домов с черепичными крышами под громадными деревьями. Деревня Дасмариньяс — в основном дипломатическая, из окна я каждый день видел там нашу посольскую крышу вдалеке. Еще есть деревни Форбс-парк и Урданета, магазинный центр — что-то вроде небольшой площади перед отелем «Интерконтинентл», в полукольце сплошных витрин одноэтажных галерей. И дальше, начинаясь от моего дома и отеля напротив, идет проспект Айяла (башни деловых центров по обе стороны) с соседними улицами, где есть другие отели и многоэтажные жилые дома. В последних помещается большая часть наших посольских семей (жить в посольском особняке на улице Акаций практически негде), семьи иностранцев, внизу ресторанчики, магазины и так далее. Все это вместе — Макати. Никаких правительственных учреждений там нет и близко. Но здесь — чуть не весь бизнес страны.
Высотные здания выстроились в Макати неправильным треугольником, каждая сторона длиной примерно в километр, среди тех самых «деревень» и улиц с низкими домами. Если бы кто-то еще неделю назад сказал мне, что с птичьего полета этот треугольник похож на зубчатые стены крепости среди равнины — с которых вся равнина отлично простреливается, — я бы очень удивился такому чрезмерно военному мышлению.
Мой дом оказался идеальным угловым бастионом этой крепости. С балкона, где я проводил немалую часть вечеров, можно вести огонь на километры вдоль главной авеню столицы. С балконов других квартир, напротив, можно держать под прицелом «Интерконтинентл», проспект Айяла и весь магазинный центр. От моего подъезда можно мгновенно выехать на перекресток ЭДСА и Айяла, то есть дом, собственно, и стоит на этом перекрестке. И, наверное, отсюда легко сделать многое другое. Если ты, конечно, командуешь батальоном городских рейнджеров — лучшей, элитной части филиппинской армии.
Да, для захвата и полного контроля над «крепостью Макати» хватило одного батальона. Но не простого, а такого, который специально готовили к боям в городских условиях.
В невидимом кольце, которое этот батальон замкнул вокруг обширного района, оказалась большая часть посольских семей и еще люди типа меня — у которых офис совмещался с домом.
Прошел час, другой.
В это время, на закате, ЭДСА — две жирные бесконечные гусеницы, одна огненно-золотая, другая — огненно-красная; красная медленно уползает от меня каждый вечер за горизонт под цепочкой фонарей, среди багрово-бурых клубов дизельного дыма. Золотая судорожными рывками движется в обратном направлении.
В этот вечер, впервые, гусениц не было. Десятирядный проспект был абсолютно пуст, воздух странно чист.
Фонари над проспектом не горели.
Было тихо.
Позвонили из посольства, поинтересовались обстановкой, передали общую для всех инструкцию: не подходить к окнам, не зажигать свет, из дома не выходить, тем более — не выезжать, и так далее.
Особенность ситуации была в том, что хотя год был еще 1989-й, но даже и тогда посольству я и мои коллеги из прессы не подчинялись. Правда, имелась масса тонкостей, типа того что портить отношения с дипломатами всегда глупо. И все в посольстве хорошо знали, что прессе следует именно в такой обстановке работать круглые сутки, то есть двигаться, а не сидеть в кольце осады. Но инструкцию передать все равно полагалось, одну на всех, а дальше — уже наше дело.
Думал я тогда, конечно, о многом, и очень быстро — отключат ли телефон или электричество, например. Вломятся ли в дверь. Сегодня, однако, я помню только одну, главную, мысль.
А именно — что я, оказывается, абсолютно не выношу ситуаций, когда надо сидеть без движения и ждать того, что с тобой может произойти.
Я аккуратно закрыл за собой дверь в квартиру (семья тихо сидела у телевизора) и нажал кнопку лифта.
Мятежники в пятнистом камуфляже встретили меня у подъезда радостными улыбками.
— Вы ведь из прессы, сэр? Вы, конечно, уже все написали о том, на что годится это правительство?
Я не спорил: написал, и не раз, хотя вежливо.
— Уехать? — удивился моему вопросу лейтенант с умными черными глазами и аккуратными усиками. — Но вы не заложник, вы свободный человек, а мы не бандиты. Мы, между прочим, — городские рейнджеры, если вы еще не знаете. Но есть проблема. Мы-то сейчас все, что надо, передадим по рации нашим ребятам в «Интерконе» на той стороне Айялы. И мы вас, конечно, не тронем. Но эти подонки замыкают вокруг нас кольцо. Пока что за забором тех двух деревень — только разведчики, мы их видим, пусть не сомневаются. Но скоро подтянутся негодяи посерьезнее. С техникой. И за них мы не отвечаем — правительственные способны на всё. А дальше — ну, немножко будем стрелять. Так что смотрите сами. Вы что там, так долго ужинали? Давно надо было уехать.