Магазин воспоминаний о море
Шрифт:
Но на этой обложке, на фоне парусов, в полный рост, был не Эдди. А Корасон Элизальде, одна из первых красавиц страны, в терно и полупрозрачной шали, с чуть приподнятыми уголками губ. Прекрасная, неотразимая. Та самая инфанта.
А внутри — среди текста, множества репродукций средневековых гравюр, бронзовых пушек и вымпелов с крестами — была и еще одна фотография. Та же Кори, с той же улыбкой сонного ангела, показывает небольшую модель галеона министру иностранных дел Раулю Манглапусу. А третий на снимке, Эдди, в белой рубашке, еще больше — если это возможно — похудевший, озабоченно высовывается с протянутым пальцем из-за плеча министра.
На подписи он был обозначен как директор некоммерческого фонда «Инфанта Филиппина».
Впрочем, у фонда был еще неизвестный мне председатель и правление — министры, сенаторы, вся элита.
Итак, Эдди начали «помогать». Хорошо, что его вообще оставили в проекте.
А дальше ко мне пришла пачка буклетов на бумаге ручной работы — с полным чертежом галеона в разрезе, с бальной залой и каютами. От бумаги с золотым тиснением пахло деньгами. Тем более что дальше шли имена спонсоров проекта — «Кока-кола Филиппинз», «Филиппин Эйрлайнз», другие. Да и Хулио Иглесиас пообещал помочь собрать еще денег.
Галеон, сообщал буклет, должен стать плавающим музеем, демонстрацией филиппинской продукции, плавучим филиппинским павильоном на Всемирной ярмарке в Севилье, а оттуда он собирался следовать в Барселону, на Олимпийские игры 1992 года, проект Рауль Манглапус уже согласовал с премьер-министром Испании Фелипе Гонсалесом. Дальнейший маршрут, гласил буклет, уточняется, но уже известно, что в команде будут моряки из нескольких стран, потому что галеон — символ мира и доброй воли.
Ну и далее он был должен заново открыть маршрут Манила — Акапулько, а поскольку речь шла о корабле с рестораном, бальной комнатой, выставочной зоной и сорока каютами, то перед нами был фактически уникальный круизный лайнер со сроком окупаемости в четыре года.
— В апреле мы даем инаугурационный бал, — сказал мне через несколько дней исхудавший и бешеный Эдди Элизальде. — На стенах Интрамуроса. И не просто бал, а маскарад. С оркестром и артиллерийским салютом. Вы, мой лучший друг, имеете выбор: или ботфорты, или башмаки с шелковыми чулками. А выше пояса выбора нет. Камзол и кафтан, треуголка. И шпага. И мне нужна великая актриса… да-да, не улыбайтесь… чтобы, когда она пойдет к вам по верху стены, под звуки виол да гамба, все эти мерзавцы захлебнулись бы слезами!
Мона, с ее остроносым лицом лисички, счастливо зажмурила глаза — громадные, чуть косые, уходящие куда-то к вискам:
— Да это же так просто — я попросту стащу все из костюмерной, не надо ничего шить! Да-да, и шпагу тоже найдем. А вот мое платье… Шлейф или, наоборот, юбка колоколом? От этого зависит походка, а это важно! Эдди хочет, чтобы они плакали? Так они заплачут!
Это была наша последняя встреча с Эдди. Потому что в конце февраля я уже собирал вещи.
До того пришел январь, и была война. Первая война в Персидском заливе. Начался кризис; квартиры и автомобили (включая мой, с которым надо было что-то делать) перестали продаваться вообще. А вскоре после моего отъезда взорвался вулкан, мимо которого — мирно спавшего — я десятки раз проезжал по шоссе, и засыпал пеплом Манилу, но больше всего американскую военную базу. Которую пришлось закрыть, вышвырнув на улицу десятки тысяч местных работников. Без дела остался целый городок. И это уже был не просто кризис, а катастрофа.
Чего-то подобного, наверное, семейство Элизальде и ждало — а если бы не было этих катастроф, то все равно, думаю, они нашли бы способ похоронить проект или, по крайней мере, оттереть от него Эдди. Так мне это тогда виделось.
Послесловие же к этой истории случилось совсем недавно.
С Сергеем Сергеевичем Сергеевым мы встретились совсем недавно, то ли на приеме, то ли на конференции в Москве.
Он был безупречно строен и подтянут, в сером костюме в тон седине. Он стал маленьким, впрочем, послы вообще кажутся выше ростом в тех странах, где они ездят в автомобиле с флагом.
— Можете веселиться, — сказал он мне. — И корабль плывет.
— Какой корабль, дорогой Сергей Сергеевич? — удивился я.
Я был, пожалуй, рад его видеть.
— А, вы отошли от филиппинских дел. Две тысячи десятый год — год манильского галеона. Его построили. Он плывет сейчас к Севилье. Маршрут, конечно, через Ленинград не проходит сразу по нескольким понятным вам причинам. Включающим отсутствие Ленинграда. Но… Ведь построили, черти!
— А Эдди Элизальде?..
— Да что вы, нет такого в списках. И называется корабль как-то по-другому, не вспомню. Но не «Инфанта Филиппина». А потом, при чем здесь вообще семья Элизальде? Еще в феврале они добились своего. Затопили этот сомнительный проект. Вы как раз тогда уже были на пути к аэропорту. М-да, затопили. Более того, кое-кто им помог в этом деле.
Сергей Сергеевич положил на мой рукав сухую ладошку.
— Вы оказались во все последующие годы не худшим человеком, как я слышал — и читал, вели себя достойно. Поэтому уж давайте я вам все расскажу. Понимаете, спорить тогда с вами я не стал. В том числе и потому, что у меня до Манилы был свой опыт работы. В Африке, представьте. И сколько же я там повидал африканских писателей писем Горбачеву или Брежневу! Дайте нам денег или танков, а не то пойдем к американцам. Или наоборот, американцев пугали. И ведь в итоге от кого-то да получали. Но я дожидаться такой печальной концовки не стал. Все равно же было ясно, что Москва уже никому ничего не даст…
Сергей Сергеевич посмотрел на меня с наклоном головы и вздохнул.
— Интересно, как там живет мой заклятый друг, американский посол на Филиппинах Николас Платт… — неожиданно проговорил он. — Совсем небось песок из него сыплется…
— Да не очень-то и сыплется, — оживился я. — Платт — председатель Азиатского сообщества Америки. Нью-Йорк, Парк-авеню, там еще флаг такой висит со львом китайского облика… Николас не так уж плох, читает речи…
— О, как интересно. Ну, дай ему бог… Так вот, я тогда, честно говоря, решил: а не избавить ли мне себя от будущего неудовольствия начальства? Подошел я к Платту на приеме, распустил павлиний хвост. Галеон, письмо Горбачеву… Мир без границ… Он внимательно так слушал и кивал, кивал…
— Не понял, — сказал я.
— Ну а тогда вы и совсем бы не поняли, вы ведь только начинали карьеру. Зато я не ошибся. Это они на уровне Буша-старшего с Михаилом Сергеевичем, может быть, о чем-то хорошем договаривались. А на нашем, обычном уровне, как резали у нас в ту светлую эпоху подметки на ходу, так и… Да и сегодня, в общем-то. Очень, знаете ли, важно смотреть — а как они себя ведут на уровне третьих стран? Да как вели, так и ведут. Так вот, семейка Элизальде делала ровно то же, что Эдди. Продавала воздух тому, кто дороже и быстрее купит. Вы не знали, это позже выяснилось, что уже через месяц после нашего с послом разговора пара американских корпораций по наводке Платта скупила у семейства Элизальде несколько пакетиков акций, спасла их этим от больших финансовых неприятностей, как я слышал. И в придачу подгребли под себя тот самый фонд имени манильского галеона. Ко всеобщему удовольствию. Ну а потом американцы сделали то, что от них ожидали. Подсчитали расходы и доходы, тут еще вулкан и прочие дела, и… в долгий ящик. А сейчас чей галеон плывет — да вот я вижу одного человека, который это может знать… Ну, мы еще поговорим…