Магические очки
Шрифт:
Внезапное «ах!» и стук прервали восторги лицемерки; она вздрогнула так неловко, что диван под ней затрещал.
Это была Саша; она несла блюдо с пирожными. Бедная малютка остолбенела, увидев меня так близко от своей госпожи, уронила свою ношу, испугалась, и вскрикнула.
Можно представить бешенство этой женщины: вскочить, вцепиться, осыпать пощёчинами, было для неё делом одной минуты. Увидев Сашу в опасности, я бросился к ней на помощь, и заслонил собою.
– Пустите, сударь! Пустите! не мешайте мне разделаться
– Ради Бога, успокойтесь! Это безделица, ничего не значит, одна скорость…
– Да, скорость… – перехватила наступающая громада, – эта скорость причиною того, что… разбилось блюдо… – Одышка помешала ей окончить.
– Сударыня, клянусь, преданность к вам Саши стоит пощады, простите!.. Эту милость я постараюсь заслужить верною… – Я не мог окончить начатой лжи, и как необходимость заставляет медведя плясать под дудку скомороха, то я, уберегая милую девицу, сделал над собой насилие – взял потную руку мадам Сенанж и с нежностью поцеловал.
– Антоний! Ты камень можешь тронуть, и показываешь преимущество мужчин над слабым полом! Одна твоя просьба обезоружила гнев мой. Хорошо; я её прощаю, сядем по прежнему. – Тут Сенанж захохотала весьма натурально. – Послушай, глупая девчонка увидев нас так близко, может подумать Бог знает что. А дура не понимает, о чем шло дело. А ты теперь поди в свою комнату; я сама здесь всё уберу, и если понадобишься, приду за тобою.
Печальная Саша исполнила приказание, подобрала в передник разрушенный пирог с остатками блюда, быстро посмотрела на меня и медленно вышла. Ах! Какой взгляд! – Я прочитал в нем любовь, ревность и презрение. Она молча выразила свои самые сокровенные чувства.
С отсутствием красавицы стыд и досада заменили во мне другие мысли; я покраснел и стал безмолвным.
– Что с тобою сделалось? – спросила поспешно Сенанж.
– Я много пил, чувствую кружение в голове, прикажите подать воды?
– Пустое! Шампанское скорей разгонит дурноту.
Я опорожнил несколько бокалов, вино произвело свое действие, я стал весел, и… Вдруг раздался громкий голос:
– Пустите! Говорят вам, пустите!
– Ах! Боже мой! Мы погибли! – вскричала Сенанж, проворно соскочив с дивана.
– Нельзя, сударь! – повторяли вместе и довольно внятно косая ключница и рослый лакей. – Барыня нездорова, легла почивать.
– Что нужды! – кричал голосистый крикун. – Я разбужу. Если больна, дам лекарства, – в шкафу пузырьков довольно.
– Подумайте, сударь, теперь одиннадцать часов, и непристойно…
– Слушай, карга! И ты, долговязая скотина! Если вы меня раздразните, то я вас и всю вашу челядь так швырну, что в неделю не отыщут!
– Антоний! Мы погибли! – шептала дрожащая Сенанж. – Это Тумаков, человек умный, добрый, только немножко беспокойный, когда выпьет, – он убьет тебя. Спасайся. Саша! Сашенька! – повторяла Сенанж вполголоса. – Ступай скорей! – И между тем спешила тарелки и бутылки ставить в шкаф. – Ах! Боже мой! Он ломится в двери!
Я не заставил её повторять, схватил подаренный кинжал, готовился выйти, не знал куда, и чтобы поддержать себя, сказал:
– Что вы так испугались? Прикажите его впустить, я научу негодяя вежливости.
– Опомнись, Антоний! Ты хочешь драться? Это грех. Он сильнее тебя, ростом около сажени, это Геркулес! Что нам делать? Он ломится!
Тут дверь затрещала и от сильного толчка чуть не соскочила с петель. Я услышал по голосам, что пять или шесть человек удерживали его, а он швырял ими как мячиками.
На сикурс прибежала Саша.
– Где ты была? Ты спишь, а госпожа гибнет. Вот ключ от калитки и крыльца, выведи как можно скорее гостя тайным переходом. Прощай, милый Антоний! Ах, какая развязка! Какой конец моим желаниям! Не сердись! Приходи завтра, в эту пору, никто нам не помешает… Прости. – Она сдернула с пальца алмазное кольцо, положила мне в руку. – Надень и носи. Ах! Спасайся! Он здесь.
И точно, едва я успел выскочить в потайные дверцы, которых прежде не заметил, как дверь оставленной комнаты разлеталась; страшный голос отзывался как из бочки.
– Дьявол меня возьми, если тут нет шашней! Горница убрана, ты разрядилась, тарелки стучали… Если кого найду здесь, то-то будет потеха, и к чёрту баран! Одним махом размозжу голову – будь я, анафема, проклят, если не наделаю проказ…
Последние слова я слышал издалека. Саша, схватив меня за руку, вела по темному коридору, и говорила:
– Не бойтесь! Теперь мы в безопасности!
– Бояться? Мне только жаль, что не удалось поколотить этого забияку!
– Нет, сударь! С ним Боже сохрани схватиться; слышите, как он возится?
Я стал оправляться от страху, прижал крепче миленькую ручку Саши и обнял ее.
– Перестаньте! Это никуда не годится; здесь темно. – Она оттолкнула меня.
– Саша! Что это значит? Ты сердишься? О, я поцелую тебя!
– Говорят вам, отстаньте! Завтра приходите в назначенное время, и целуйте госпожу сколько угодно, а до меня не дотрагивайтесь.
– А! Теперь понимаю – ты ревнуешь?
– Совсем нет! Может ли бедная сирота, приёмыш, ревновать к богатой госноже? Одна может только любить, а другая…
– Несправедливая Саша! Если б ты знала, как несносно мне притворство и минуты, когда показывал, что отвечаю на любовь к твоей госпоже… Но я жертвовал собою ради тебя!
– Покорно благодарю! Вы скоро уверите, что ради меня сидели на диване, и…
– Милая, прелестная Саша! Тещё неопытна, и не знаешь, сколь обманчива наружность! Надо видеть мое сердце и потом обвинять!
– Сердце закрыто, а что касается до наружности, то я, сударь, не слепа! Ах! не жмите меня – мне вас велено проводить. Тумаков занял ваше место; его не выживут так скоро!..