Магические узы

Ефиминюк Марина Владимировна

– Так?

– Именно так, - пробормотал он, и в следующее мгновение мы рухнули на кровать.

Мир растворился, ушел на второй план. Были лишь жар, ласковые поглаживания и бес-конечные поцелуи. Простыни мешались и сковывали. На другой планете, звякнув о металличе-ские пуговицы пряжкой ремня, упали на пол мужские штаны.

В голове появилась странная тревожная мысль, пробивавшаяся через густой туман, и глаза резко открылись.

– Что мы делаем?
– вырвалось у меня, когда рука Ратмира ласково сжала упругий хол-мик моей груди, заставляя прерывисто охнуть. Пальцы мгновенно замерли, мужчина, судорож-но сглотнув, осторожно отстранился. В его глазах появилось непонимание, и отчего-то

мне по-казалось, что прямо сейчас он готов меня придушить.

– С уверенностью, - запнувшись, пробормотал он, - могу сказать, что с тобой делаю я…

– За стеной спит твой брат, - прошептала я, чувствуя себя идиоткой, каковой, похоже, и являлась.

– Так, - Ратмир приподнялся на руках, внимательно глянув мне в лицо, и тут же отка-тился.

Очень остро ощущая наготу, я соскочила с кровати, одновременно заворачиваясь в из-мятое покрывало.

– Веда, я не слишком хорошо понимаю, что ты пытаешься сказать, - произнес Ратмир, вытягиваясь на кровати и подперев взлохмаченную голову. Он мучительно пытался привести в порядок мысли, но, судя по замутненным глазам, выходило не ахти как.
– Если ты хочешь по-дискутировать - отлично, только давай попозже. Возвращайся, - с легкой полуулыбкой он протянул мне руку с длинными красивыми пальцами.

– Ты аггел, - с мучением пробормотала я, подозревая, что после моих слов Ратмир меня возненавидит.

– Да, проклятье! — в его голосе просквозило едва сдерживаемое раздражение.
– Мой дед был чистокровным аггелом! Ты только сейчас это заметила?

– Господи, как я… - горло перехватило, - тебя приведу к родителям?

Вопрос оказался даже для меня новостью. Стало понятно, что, если я что-то и пытаюсь выразить, то слова определенно подбираю неправильные, а потуги выглядят в сложившейся ситуации откровенно бледновато. Ратмир замер, меняясь в лице, словно на него со всего маху, не щадя, выплеснули ведро ледяной воды.

– Ясно, - сухо отозвался он.

Усевшись на постели, мужчина поднял с пола штаны и, поднимаясь, ловко натянул их. Небрежно он подхватил футболку и с нарочитой ленцой направился к выходу.

– Впервые слышу подобный бред, - резко произнес несостоявшийся любовник, не скрывая досады.

Я только хлопнула глазами и беззвучно открыла рот, проследив, как Ратмир сердито громыхнул защелкой и распахнул дверь, впуская в комнату поток ночной свежести и стрекот сверчков, и растерянно спросила:

– Ты куда?

– Спать, - пожал Ветров плечами, бросив в мою сторону снисходительный взгляд.
– Я, знаешь ли, не готов знакомиться с родителями девушки, чтобы расслабиться с ней на часок.

– Расслабиться?
– тупо повторила я, пробуя на вкус отвратительное слово, отдающее го-речью.

– Спокойной ночи, - процедил он и бесшумно затворил за собой дверь, оставив меня один на один с горьким чувством неудовлетворенности.

Тело ныло от желания. Проклятье, как же мне хотелось быть совращенной пару раз под-ряд и прямо сейчас в томлении отдыхать на смятых простынях, прижимаясь к обнаженному горячему Ратмиру!

Похоже, меня едва не соблазнили по старой проверенной схеме.

ГЛАВА 11

Спрячь меня

'Жила-была девочка Веда, и однажды на Рождество мама Ярослава решила нарядить ее ангелом. Матушка сама сшила пышное платье из старой тюли, а потом без зазрения совести хвасталась перед родственниками сноровкой в рукоделии. История, наверняка, стала бы самой банальной, простым воспоминанием из моего безоблачного детства, если бы неожиданно мама Ярослава не обнаружила, что у всех ангелов (увы и ах) имеются крылья, белые, маленькие, что ни на есть настоящие. Отчего-то крылья из лебяжьих перьев на проволочном каркасе,

прода-вавшиеся в лавке праздничных нарядов, матушке никак не приглянулись, и она купила кулон с заклинанием черной магии, обеспечивающим сто процентное вырастание крыльев из лопаток у людей и фейри любого возраста. (Господи, удивляюсь, как жене стража порядка из-под полы в магической лавке продали запрещенное колдовство, когда каждая собака в округе прекрасно знала, кем именно работал мой отец?!)

Замечательные крылья выросли быстро, всего за пару минут, и такой боли в последую-щие двенадцать лет жизни мне больше не доведется испытать. Вообще. Матушка, конечно, испугалась страшно, стянула кулон, надеясь исправить фатальную ошибку быстро и без шума, потому как я орала раненным вепрем. Ангельские крылышки опадали долго и мучительно, усе-яв весь дом мелким белым пухом и оставив мне на память два тонких белых шрама на спине.

Гораздо позже, уже повзрослев, Богдан, мой старший брат, справедливо заметил, что ему повезло меньше, ведь меня, по крайней мере, никто не видел. Маленького сынишку в тот праздник матушка нарядила зайчиком, и превратившиеся из крошечных ушей полупрозрачные лопухи напугали директора нашего лицея до сердечного приступа, а одноклассников развесе-лили до икоты. Надо сказать, что по сей день, Богдан страдает легкой лопоухостью…'

Из выпускного сочинения Веды Истоминой на тему 'Самые яркие воспоминания из моего детства'. Оценка - три бала. За недопустимый сарказм в отношении семейных ценностей.

Очень надеюсь, что этой ночью Ветров, как и я, не сомкнул глаз и не сумел расслабиться даже в объятиях сна. Я таращилась в потолочные балки, следя за кружившимся 'ловцом снов', и, на чем свет стоит, ругала собственную нерешительность. Какая глупость и самонадеянность, право слово, думать, что Ратмир воспринимал меня иначе, нежели как случайную знакомую. 'Расслабиться' - от этого выражения становилось тошно. Если Ветров и хотел меня обидеть, то у него отлично получилось! Никогда в жизни меня не оскорбляли жестче, но и ни разу меня не тянуло к мужчине, подобному ему. Мы жили в параллельных мирах, вращались по различным орбитам. И это еще вопрос - подходит ли он мне? Возможно, я недостаточно хороша для него?

Окончательно растоптав свое самолюбие бессмысленным самоедством, с гудящей от бессонницы головой и горящими, будто в них сыпанули песку, глазами я сползла с кровати и открыла ставенку. В холодную комнату ворвались ослепительные лучи солнца, раскрасившие каменный пол желтыми квадратами.

Кое-как умывшись, я приоткрыла дверь. Утро уже вступило в свои права. Заливались песнями ранние птахи, по двору сновали постояльцы, подъезжали автокары, и очухавшаяся от ночи суета охватывала подворье, больше походившее на старинный замок. На пороге лежала стопка выстиранной и уже выглаженной одежды, а наверху кто-то услужливо оставил аккурат-но сложенный газетный листок. На странице чернел огромный заголовок: 'Убийство в спаль-ном районе', и мой взгляд наткнулся на изображение знакомого лица родственницы ювелира. Из живота подняла горячая волна, и поперек горла встал комок.

– Проклятье!
– вырвалось помимо моей воли.

Дрожащими руками я быстро схватила газетный листок и с остервенением свернула в трубочку, без прочтения прекрасно помня каждое слово гадостной заметки. Господи, что поду-мают мои родители, когда увидят новость?! С каким лицом я появлюсь на пороге родного дома перед отцом - стражем в отставке?!

Голову резануло болью.

Быстро натянув порты и футболку, пахнущие лавандой от специального состава для стирки, босая я бросилась в соседний номер, но в нерешительности помедлила, уже занеся ку-лак, чтобы постучаться.