Магический кристалл
Шрифт:
— Как ты назвал его? — внезапно спросила Авездра голосом столь гулким, что в горах откликнулось эхо.
— Космомысл…
— Кто ему дал имя?
Грек завертел головой, не зная кому отвечать — женщине, императору или громогласному эху.
— Я не помню, — сказал он в пространство. — Так называли его мой дед и прадед…
— Что означает это имя?
— Не знаю, госпожа. — Минор сделал попытку приблизиться к верблюдам и будто наткнулся на сильный порыв ветра. — У варваров трудные имена…
Император взглянул на консула, ожидая от него
— Покажи мне Космомысла! — велела Авездра.
Хозяин подбежал к краю каменоломни, склонился и крикнул кому-то невидимому:
— Выведите большого раба!
Неведомо отчего вдруг встревожились верблюды, словно почуяв поблизости волчью стаю; на их волнение тут же откликнулись лошади, фыркая и прядая ушами. Густо и разом, будто вспугнутые гуси, гоготнули погонщики, усмиряя верблюдов, конь попятился назад, и Юлий жестко натянул повод, останавливая нервный пляс. И увидел, как его низкорослый альпийский жеребец взмокрел, а из разинутой, искривленной удилами пасти обильно потекла жидкая слюна.
Это неожиданное волнение животных отозвалось сильной щемящей болью в позвоночнике, не раз претерпевшем удары от падений с лошади. Император чуть пригнулся вперед, отыскивая удобное положение, и увидел, что Авездра выскользнула из седла и не мягкой поступью львицы, как обычно, а мелким, семенящим шагом направилась к первому уступу гигантской лестницы.
И в тот же миг до ушей долетел странный, шелестящий звук, поднимающийся из каменоломни, но вскинутая голова коня мешала заглянуть вниз, подогнать же его к краю карьера никак не удавалось, ибо жеребец, охваченный мелкой дрожью, вышел из повиновения.
Преодолевая боль в спине, Юлий спешился и глянул в темный провал, огороженный лишь невысоким парапетом. И в первый миг отшатнулся, ибо показалось, что вздрогнула и качнулась противоположная отвесная стена, испещренная тенями. Потом он почувствовал незримое движение и мгновением позже заметил призрачное свечение, словно на дне котлована махали факелом.
И от этого зыбились стены!
Атланта он увидел внезапно, уже на ступенях циклопической лестницы. Тот мертвец из мавзолея, превращенный в мумию, выгядел длинным худосочным подростком по сравнению с живым; руки и ноги атланта волочили за собой четыре морских цепи, которыми перекрывали устье Тибра, но казалось, они ничуть не мешают ему. Он легко шагал по уступам вдоль стен глубокой каменоломни и, поднимаясь вверх, будто разрастался еще больше. На нем была лишь набедренная повязка, да на левом плече болталась берета — кожаная подстилка носильщиков камней из целой воловьей шкуры.
Император непроизвольно стал отступать, ибо одним взором уже трудно было охватить атланта целиком. То ли от резких шагов, то ли от неудобного, непривычного движения назад боль в позвоночнике перелилась к пояснице и, словно кипяток, потекла к ногам, из щемящей превращаясь в сладострастную.
И тут он заметил, как попятились Авездра вместе со своими слугами и погонщиками, а верблюды легли без всякой команды и вытянув шеи замерли.
Только Минор остался на своем месте, поджидая, когда раб покажется над устьем каменоломни.
Атлант вышел из полумрака в тот миг, когда потонувшее в море солнце бросало последние багровые лучи на склоны гор, но лицо его отчего-то осветилось ярко, словно в полдень. Юлий узрел, что он и в самом деле очень молод — возраст юниора, не достигшего двадцати лет, что подчеркивала еще не окрепшая, не знавшая бритья курчавая светлая бородка, обрамляющая щеки.
В голубых варварских глазах отражался закат…
Длина цепей позволяла ему приблизиться лишь к началу рудоспуска, так что он выступил из каменоломни только по пояс и встал на лестнице, не замечая ни хозяина, ни гостей и глядя куда-то мимо них, в морскую даль.
А сладострастный кипяток боли вдруг начал бурно испаряться, вырываясь наружу леденящим, не раз испытанным ужасом близкой смерти. И Юлий преодолел бы его лишь силой разума, ибо обладал тем воинским духом, который в минуты крайней опасности возбуждает дерзость и отвагу. Но это цепенящее чувство сейчас исходило не из его сути; солнце, обычно быстро погружавшееся в море, будто остановилось, и лучистый его гребешок продолжал сиять над водой, зеркально отражаясь на отвесной стене.
И показалось, над головой атланта распустился венец Митры.
Звучный в вечерних горах, голос Авездры вдруг приятно коснулся слуха императора и словно пробудил его, вызвал некое беспричинное ощущение радости.
— Что означает твое имя, Космомысл?
Его взор, устремленный вдаль, внезапно приблизился, и вместе с ним прилетел ветер, опахнув солоноватым запахом моря. Речь атланта звучала протяжно, низкий монотонный голос не выражал никаких чувств.
— Меня никто не спрашивал об этом…
— Я спрашиваю тебя. — Артаванская Сокровищница слегка подняла руки, словно привлекая к себе внимание.
— Кто ты?
— Меня зовут Авездра.
Их разделяло расстояние в полсотни шагов, однако атлант смотрел сверху и взгляд его блуждал по склонам гор намного выше ее головы, словно отыскивая источник звука, как отыскивают его слепые.
— Я здесь, Космомысл! — она еще выше вскинула руки. — Звучание твоего имени напоминает мне сакральный язык, на котором жрицы Астры произносят заклинания.
Наконец, глаза его остановились, но прошло более минуты, прежде чем он ответил на арварском, таком знакомом императору наречии:
— Мое имя означает Свет Полунощной Звезды.
— Никогда не видела этой звезды на небосклоне, — проговорила Авездра, тоже перейдя на язык варваров. — Но мой народ почитает ее выше, чем иные звезды.
— Полунощная Звезда светит лишь в полунощных странах, — ответил атлант и поднялся еще на одну ступень, до предела натянув цепи.
— Там живут такие великаны, как ты?
— Нет, там живет мой народ, называемый арвары.
— Ты бог арваров?
— Я исполин из рода Руса и всего лишь внук Даждьбога.