Магистериум морум
Шрифт:
Это был гораздо более опытный, чем Фабиус, крылатый боец. Он не сумел бы объездить жеребца или приготовить тинктуру для крепкого сна из пустырника и пиона, но, до своего волшебного пленения, он лихо сражался за птичью требуху с рыбацкими псами и дикими лисами. Ворон лупил служителя крыльями, рвал когтями, охаживал клювом.
Маг не видел своего внезапного спасителя, он кое-как взлетел, неловко ковыряя воздух раненым крылом, и устремился вверх, где в маковке церкви было проделано отверстие для почтовых птиц. Отверстие закрывали на зиму, но эта осень
Крыло его тяжелело, он трепыхался всем телом, пробивая себе дорогу к этому маленькому окошку. А в это время толпа уже ворвалась в церковь, стоптала бьющегося с обезумевшим вороном служителя, начала громить и рушить всё вокруг…
Фабиус осознал, что снова видит мир всем телом, а значит – Демон снова был с ним.
Маг из последних сил взмахнул крыльями, вырвался на свободу, и в изнеможении опустился на крышу церкви.
Внизу бушевала толпа. И там, в гуще людей, Фабиус снова видел хвостатых и бесхвостых гостей из Ада.
– Каррр! – торжествующе прокричал он, борясь с головокружением.
Крыло дёрнулось – это рука Фабиуса потянулась к медальону. Но вызвать Совет Магистериума ему снова было не суждено. Он не мог здесь и сейчас сменить личину, иначе сорвался бы с крыши прямо в толпу, и его ждала бы неминуемая и мучительная смерть.
Силы мага были на исходе, раненая рука болела всё сильнее.
Он выбрал крышу бедняцкого дома за площадью и, больше планируя, чем борясь со стихией, полетел вниз.
Глава 21. Бешенство бунта
«Уходя на тот свет, не забудь выключить этот».
Виктор Коваль
На земле и в Аду. День 13-й
– Смотри, какая огромная птица. Это ворона, Магда?
– Это ворон. Он, однако, пораненный. Верно, собака помяла его?
– Давай я сшибу его палкой?
– Зачем, дурачок? Мясо у такой старой птицы – вонючее. И он нам не враг – цыпляток у нас нет. Ворон тоже хочет жить. Может, отсидится на краю крыши, да полетит к своим деткам. А тебе пора уже спать. Маленькие должны поспать днём, чтобы стать сильными.
– Тогда спой мне бабушкину песню.
– Давай, другую? Сколько же можно?
– Нет эту! И я не хочу в дом. Положи меня на завалинке. И спой! Эту!
– Хорошо, ложись, я укрою тебя платком.
– А ворон улетел?!
– Улетит, спи.
И женщина тихо запела:
Отцвела к морозу вишня. Полетели
Лепестки её как перья белой цапли.…
Она не видела, как слеза скатилась из круглого глаза ворона и он, собрав последние силы, потащился, приволакивая крыло, за трубу и затаился там, стыдясь своих слёз.
И тут же во двор, едва не снеся напрочь калитку, въехал всадник и замер, внимательно и цепко оглядывая только что непустую крышу.
Время судорожно дёрнулось и замерло.
Фабиус затаился за трубой, прячась от всепроникающего колдовского взгляда, который искал его многими глазами людей и сущих: маг никогда ещё не ощущал себя таким слабым.
В обеденной зале дома префекта инкуб Ангелус Борн тоже замер, припав к окну и вглядываясь в растревоженный город. А в верхнем Аду демон и бес с пеной у ртов что-то, вопя, доказывали друг другу.
Женщина зашикала на всадника.
Он повертел головой по соседним крышам и поворотил коня. И вселенские часы затикали дальше.
– Где он!– бесновался в Аду бес Анчутус. – Куда делась эта проклятая птица!
Пакрополюс задумчиво смотрел в магическое зеркало. Там люди озлобленно ломали церковную утварь, жгли чёрные гобелены и книги рождённых и умерших. Пытались они и церковь поджечь. Живую. Возросшую из семени адского древа. Того самого, что не горит в огне и не подвластно магии, но поддаётся рукам и зубам.
– Как всё-таки сильны слабые, – пробормотал старый демон.
– А? – встрепенулся Анчутус.
– Что делать-то будем, спрашиваю? – огрызнулся Пакрополюс.
Ему стало неуютно в удобном железном кресле.
– Если мечтаешь донести – то поздновато будет, – усмехнулся бес, легко считывая моральные мучения старого демона, морщащие его смуглый лоб.
Пакрополюс и сам понимал, что поздновато. Что распустил губы, промедлил. И теперь ему оставалось либо играть в связке с бесами и чертями, либо самому пылать пред очами Сатаны.
– И что вы там, в городе этом... гм... человечьем... Хорошо устроились? – спросил он беса.
– Да не жаловались, пока не припёрся этот урод на чёрной лошади, – хмыкнул Анчутус. – Лошадь сразу почуяла тенёта у тракта. Ты же знаешь, как лаком бывает запоздалый путник? Была у нас там под рябинкой удобная лёжка. Много не брали, только то, что само в руки шло. И тут – тварь эта бешеная – как захрипит. Переполошила малых… Кто ж в засаде сидит? Сам понимаешь – бабы да слабаки… А потом уже двуногая дрянь влезла в святая святых – в трактир. Алекто воспылала окоротить его. И вдруг, откуда ни возьмись, проклятый Борн!
– Про Борна бы справочки навести… – бедный Пакрополюс не знал, что и думать.
– А где ты их наведёшь? Борн всегда сидел тише адского покрывала, а днесь вдруг явился покойному Правителю. И тот его сразу же опустил, как тому и положено, под трон! Гадай теперь, что за гадость между ними вышла?
– Я знаю!
В зеркальной комнате без предупреждения, весьма по-хамски материализовалась Тиллит.
– Ты? – удивился бес. – Ты же глупышка, откуда тебе знать о серьёзных вещах!
Тиллит, однако, на провокацию не поддалась, показала Анчутусу остренький красный язычок и расхохоталась.