Магистериум морум
Шрифт:
Ему не очень-то легко даже дышать в колдовской башне.
— Хочешь предложить мне умения воина? — смеётся Киник. — Нет, Аро, я не ленивый бездельник, неспособный учиться по гравюрам. Мечом я владею неплохо. Но у меня нет возможности открыто показать это. Даже кольчугу я надеваю, только оставаясь один. Я не смею огорчить отца тем, что хочу подвигов и путешествий. На виду у всех — я смиренный ученик мага. В нашем городе хватает сыновей младших вассалов Магистериума, искусных к моим годам в убивании железом. Они…
Взгляд
— Они смеются надо мной, — бормочет он. — Кличут девчонкой. Говорят, что даже поломойка не пойдёт со мной, ибо в магах нет мужской силы. Ведь отец смог зачать меня, лишь разменяв полторы сотни лет! Они не понимают, что у магов есть более важные дела! Не понимают, насколько я выше любого из них! И каждого могу заставить служить мне — хоть гением своим, хоть умом! Но я… Ты должен научить меня магии телесного огня, инкуб! Я хочу долгой молодости, как отец!
— Я-могу-взять-тебя, — соглашается демон.
— Ты что, оглох? — зло интересуется Киник. — Это я буду брать тебя, как захочу!
— Я-беру-всегда! — красные глаза снова вспыхивают.
Демон измучен страхом, давлением стен, чужим воздухом, застревающим в горле, но то, что предлагает юнец — невозможно для сущего, определившего свою форму.
— Ты в этом уверен? — холодно интересуется Киник и поправляет абак на запястье.
В другой руке у него возникает крохотное рубиновое распятие — амулет до невозможности сильный и древний.
— Я-инкуб! Я-беру-всегда! — демон рычит, но сияющее распятие заставляет его вжиматься в ледяной камень.
Бьётся он тщетно. Иная реальность не выпускает изменившееся тело. Аро стонет: он готов на смерть, но не на искажение сущностного.
Киник колеблется. Он даже себе не сумел признаться, почему смех приятелей так больно ранит его. Мало ли девственников среди младших сыновей членов городского совета? А уж про юных магов-подмастерьев и говорить нечего. И на внутреннем дворе городской крепости в Лимсе смеются над многими юнцами.
Проблема не в самом Кинике, а в его могучем отце. В отце, уважаемом и боготворимом юношей до того дня, пока любопытство не заставило его наблюдать за любовными забавами старого мага. Киник всегда знал, что именно объятия инкубов дают отцу силу и молодость, но не ожидал узреть, как великий маг сам терпит надругательства адских тварей!
Вспомнив о подсмотренных грехах отца, юноша начинает мелко дышать, пот выступает над его верхней губой. Мужчине не пристало! Его идеал — возвышенная любовь к прекрасной леди! Пусть и на одну страшную колдовскую ночь, — как это положено магам!
Киник шагает к пентаграмме, развязывая кожаную верёвочку мягких замшевых штанов.
— Извини, красавчик, но в этот раз брать — моя очередь. Или… — он улыбается и сморит в зарево глаз Аро. Очень красивых глаз, обрамлённых мягкими иглами ресниц. — Или я распущу абак, и ты будешь глотать рябиновые бусины по одной!
— Я-беру-всегда! — тело демона дёргается, из глаз течёт мерцающая красноватая влага, слишком похожая на человеческую кровь.
Вряд ли это слёзы, но сердце юноши отзывается на миг. Он прикрывает глаза, чтобы не терять настроя… И снова видит пред мысленным взором униженную позу отца! Смех сверстников ударяет его в грудь, словно горсть мелких камней.
Киник, не открывая глаз, поднимает руку в жесте заклятия подчинения:
— Здесь беру я! Я здесь главный! И ты призван сюда служить мне! Прими же соблазнительную позу, как положено тебе по рождению инкубом!
— Я-инкуб-а-не-суккуб! — рычит демон, внутренности которого раздирает заклятие, усиленное абаком.
Он пытается противиться. Пентаграмма начертана старым магом. Юнец не тот, кто пленил инкуба Верхнем Аду!
Но силы неравны: в руках Киника могучие амулеты. Только глаза демона сопротивляются на искажённом лице, а тело подчиняется юному магу, выворачиваясь в униженной позе.
Юноша делает шаг в пентаграмму и опускается на колени перед инкубом, безвольно открытым для ласки или насилия.
Киник боится, что в первый раз не сумеет совладать с собой, ведь, понуждаемый отцом к наукам, он едва находил время щупать в тесном коридоре служанок. Но запах чужого пота ударяет в ноздри, жар заливает тело юноши, и он уже дышит также тяжело, как и пленник.
— Ты-будешь-наказан, — еле слышно шипит демон.
Киник смеётся и уверенно кладёт руки на удивительно нежную кожу смуглых ягодиц Аро, вдыхает его волнующий запах.
Инкуб не справляет естественных надобностей. Он пахнет пряностями. Тело его так бархатисто, что хочется гладить и целовать самые укромные места.
Киник ощущает, как ноет его мужское естество. Он полностью уверен в себе. Чужое тело податливо и умело пропускает юношу внутрь. Кровь ударяет в голову.
Но Киник всё-таки ученик мага. Он привычен к сдержанности и аскезе и не торопится двигаться.
— Скажи мне, как я тебе нравлюсь? — улыбается он, наслаждаясь униженной позой демона. — Ну? Что ты обычно говоришь, когда бываешь с мужчиной?
Голова Киника кружится от неведомой раньше узости и вседозволенности в насилии над другим.
— Инкуб-может-только-брать! — еле слышно бормочет демон.
Киник смеётся и снимает с запястья абак.
— Это самообман, Аро. Или ты хочешь проверить, как обжигают эти бусины? Говори же мне о любви! Возбуди меня!
Демон молчит и умирает сейчас дважды. Даже освободись он теперь, Ад не примет его назад инкубом.
Киник кладёт абак, вытянув бусины по ложбинке гибкого позвоночника, и конвульсии боли обеспечивают юному магу желанное движение.