Магистр ордена Черный орел. Книга первая
Шрифт:
Не верь! Не верь. Не верь…
Кара подошла к окованной железом двери, и сердце ее бешено заколотилось, угрожая проломить грудную клетку и выскочить наружу. Она поставила поднос на пол и, достав трясущимися руками из кармана ключ, отперла замок. Потянув за ручку, она распахнула дверь и, подняв поднос, вошла в короткий коридорчик, приведший ее в просторную камеру, с узким сточным желобом вдоль стены, с беспрестанно текущей по нему водой, и с несколькими небольшими смотровыми окошками под самым потолком, через которые должен был проходить свежий воздух.
Сквозь
Кара удивленно склонила голову на бок. Человек этот не был таким уж страшным, как говорила о нем мать. Он был худощавым, довольно грязным, не чесанным и, на вид, совершенно безвредным. Кара решилась подойти ближе, сделала один шаг и уронила с подноса серебряную ложку, которая с громким звоном упала на каменный пол, страшно испугав девушку. Человек вздрогнул и поднял на Кару глаза.
Глаза эти смотрели удивленно, но вовсе не жестоко. "Чтобы ни увидели твои глаза… не верь!" Эхом раздалось в голове. Кара чуть отшатнулась от человека, потом спешно поставила поднос на пол, выбежала из камеры и заперла дверь на замок.
Через мгновение она уже мчалась по коридору наверх, подальше от этой камеры, от того человека, с таким искренне удивленным взглядом.
Весь остаток дня, будучи не в силах успокоиться, Кара гуляла в предместьях замка. Когда же пришла ночь, девушка вернулась домой и, придя в свою комнату, расположенную, как и комнаты всех остальных ее родичей, на первом этаже, улеглась спать. Пережитый страх и усталость взяли свое, Кара заснула быстро. Спала она без снов, но очень крепко.
Но утром ее, как и всегда, разбудил отец, уходивший с другими членами семьи в поле. Кара неторопливо поднялась, умылась и пошла на кухню; позавтракала и принялась готовить обед. Пока девушка занималась обедом, еще получалось ни о чем не думать. Но когда наваристая похлебка последний раз закипела, возвещая о своей готовности, мысли гнать было уже бесполезно. Ключ в кармане передника ощутимо натягивал ткань, напоминая об обязанностях живущей в замке женщины. Кара наполнила большую глиняную миску похлебкой, отломила большой хлебный ломоть от свежей буханки, налила холодной колодезной воды в пузатый серебряный кувшин и, поставив его рядом с миской и хлебом на поднос, смело спустилась в подземелье.
Где-то с середины пути ее колени вновь задрожали, и Каре опять стало страшно. Но девушка упрямо шла вперед. То, что делала сейчас она, делали до нее три поколения женщин ее семьи. Она ничем не хуже.
Кара подошла к двери, поставила поднос на пол, отперла дверь и, подняв поднос, зашла в камеру.
Человек, как и прежде, сидел у стены, но на этот раз он, казалось, ждал ее появления. Войдя в камеру, Кара сразу же почувствовала на себе его изучающий взгляд. Стараясь держаться спокойнее, она подошла к старому подносу и с удивлением обнаружила, что к тарелке с супом никто не притрагивался. Кара подняла на человека ничего непонимающий взгляд.
Он мягко улыбнулся,
– Ты хочешь заморить меня голодом, – спросил он, стоя в одной из полосок света, падающего из смотровых окон.
Кара молчала, широко раскрытыми глазами разглядывая колдуна. Встав перед ней в полный рост, он оказался в меру высоким и худощавым. Его пепельно-серые волосы грязными спутанными прядями спускались далеко ниже пояса, а грязное, покрытое грубо обрезанной светлой щетиной лицо вовсе не было страшным. Глаза же светились неподдельным интересом; он смотрел на нее и еле заметно улыбался.
– Ну, так как? – спросил человек.
– Отойди, – попросила Кара.
Человек склонил голову на бок, подозрительно прищурился, но все же отошел к самой стене и сел на пол. Кара сделала несколько неторопливых шагов, выходя на свет. Человек не двигался, лишь с еще большим интересом наблюдал за ее действиями. Чуть осмелев, Кара подошла совсем близко и, поставив поднос на пол, вернулась на середину комнаты. Человек протянул вперед руку, пододвинул к себе поднос и принялся спокойно есть.
Кара смотрела на него, преодолевая дикое желание убежать. Но она должна была дождаться, когда он закончит есть, и забрать пустую посуду. Так учила ее мать. Человек же явно не спешил, ел неторопливо, иногда поднимая на Кару взгляд.
Наконец, он в последний раз ударил ложкой по дну опустевшей миски, переставил к стене недоеденный хлеб и кувшин с водой и с силой оттолкнул от себя поднос, который легко скользнул по гладкому камню пола и остановился в метре от середины камеры. Кара подняла его, поставила поверх него вчерашний поднос и спешно вышла из камеры.
Человек снова остался один.
***
Сэнджел уже ни о чем давно не мечтал, даже не думал. Его затянувшееся заточение в подземелье, грозило превратиться в вечность. Но и об этом он тоже старался не думать. Все свое свободное время, а его, к несчастью, было больше чем достаточно, он занимался самосовершенствованием. Цепи, как и та злосчастная веревка, хранили на себе отпечаток заклинания противодействия, но отнюдь не мешали такому занятию. В каком-то смысле они даже помогали, не позволяя растрачивать впустую жизненную энергию.
Все те долгие минувшие годы своего заточения Сэнджел тратил на то, чтобы соблюсти закон изменчивости силы, по крупицам собирая энергию из самой природы. Благо колдовской дар, в отличии от магического, позволял делать это, не прибегая к заклинаниям. Конечно, при жизни на свободе, Сэнджел ни за что не стал бы заниматься таким: забрать все жизненные силы из другого человека было гораздо проще, да и в сотни раз быстрее. Но сейчас, колдуну не приходилось выбирать, тем более, что времени было с избытком.