Магистр
Шрифт:
– Соблаговолю, – улыбнулся Олег. – А лошади хоть найдутся? И коляска для Елены?
– Всё будет! – величаво заверил его Гуго. – Король я или не король?
Сухов привстал на колени и подполз к Инегельду, благодушно выслушивавшему всякую чушь от пьяненьких маркизов с баронами.
– Слышь, Клык? Король нас в Павию зовёт, только не морем. Ты как насчёт конной прогулки? Возьмёшь с собою полусотню…
– …Полусотню Тудора! – договорил князь.
– Можно и Тудора. А я тогда «чёртову дюжину» прихвачу…
– И меня, и меня! – забеспокоился Пончик, отрываясь от сочной пулярки.
– И тебя.
– А я Котяна возьму, – подала голос Мелиссина. – И булгар моих. Можно, ваше величество?
– Можно! – решительно кивнул Гуго, да так, что шея чуть не хрустнула. – Король я или не король?
– Ладно, – кивнул Инегельд. – Тогда что? Тогда ярлы пущай в Геную следуют. Слышь, Карл? Подождёшь нас в Генуе!
– Добро! – сказал Вилобородый с набитым ртом.
Сидевший неподалёку Либиар Лысый утвердительно наклонил голову, а Вуефаст Дорога, дурачась, изобразил нижайший поклон, принятый на приёмах у базилевса, отчего расплескал вино и развеселил товарищей.
– А не боится ли магистр, – проговорил Бозон Тосканский, – в наших понятиях – герцог, что полусотни норманнов маловато будет, чтобы сохранить и золото, и голову?
Сухов внимательно посмотрел на маркграфа. М-да. Вино не раздобрило Бозона, а прибавило агрессии и пьяной злости.
– Не боюсь, – спокойно ответил Олег. – Потому как на лодьях останутся еще шесть сотен, в ваших понятиях – шесть тысяч отборнейших воинов, поскольку любой варяг стоит десятерых. Если надо, они пройдут всю Италию вдоль или поперёк, чтобы только мне помочь. Пройдут, удобряя землю кровью врагов. Эти люди, маркграф, за последний месяц взяли приступом Амальфи, Неаполь и Рим.
– Рим?! – не поверил Бозон.
– Рим, – по-прежнему спокойно сказал Сухов.
– Это правда, маркграф, – подтвердила Мелиссина.
Тот лишь головою покачал, несколько обалдев, и тут же загорелся новой идеей.
– А пусть тогда покажут свои умения! – воскликнул он. – Пусть в поединке сойдутся лучшие воины – ваш и наш!
– Пусть! – пьяно рявкнул Гуго, уже мало что соображавший. – Король я или не король?..
– Ладно, – согласился Олег, подумав, что победа варяга на дуэли обезопасит его лишний раз – многие из местных забияк присмиреют. О вероятном поражении он даже не думал – победить руса, конечно, можно, но только не этим солидариям. Одержание победы над варягом – удел разве что викинга, светловолосого гиганта из края хладных синих фьордов и лесистых шхер. А уж эти южане… Они возьмут лишь числом, серой массой. Какие из них воины? Так, одно подобие. Смазка для меча.
Варяги, услыхав о странном вызове, запереглядывались – что это, дескать, за чудак выискался – сам для себя погибели ищет?
– Прошу учесть, – надменно сказал Бозон, – Бертуччо Пезаро сражается на двух мечах. Бертуччо!
В дальнем углу поляны поднялся с ковра рослый тосканец, узкобёдрый и широкоплечий, с маленькой головой на непомерно толстой шее, брутальный и жестокий тип – всё в нём дышало грубой силой. Знавал Олег подобных субъектов, знавал… Привычка легко выигрывать порождает в них иллюзию непобедимости, утверждает ни на чём не основанную самоуверенность, перерастающую в наглое доминирование. Но такие люди – не бойцы. Боец – это тот, кто борется, тот, кто, потерпев поражение, находит в себе волю подняться и продолжить битву, тот, кто уверен в своих возможностях, потому как точно знает их пределы. И тут главное не сила тела, а сила духа.
Бертуччо глумливо оскалился, демонстрируя белые зубы и обводя варягов взглядом жадным и нетерпеливым – выходи, мол, кто из вас дурнее, и дай мне с тобой разделаться!
Сухов отыскал глазами Пожирателя Смерти и позвал:
– Ивор!
Тот посмотрел в его сторону, перевёл взгляд на Пезаро – и легко встал, подхватывая оба своих меча.
– Давай, Ивор, – напутствовал друга Малютка Свен, – выпусти из этого говнюка всю вонь!
Пожиратель Смерти тонко улыбнулся и вышел на площадку, поросшую травой, что простиралась шагов на десять между коврами и платановой рощицей.
Бертуччо осмотрел Ивора удивлённо и хмуро, будто не понимая, для чего ему подсунули этого заморыша. Смеху ради, что ли? Он заворчал и качнул правым мечом.
– Врежь ему, Бертуччо! – завопил Бозон. – Врежь как следует!
– Бой до первой крови? – хладнокровно поинтересовался Олег.
– До смерти! – осклабился маркграф.
– Ладно, – пожал плечами Сухов и крикнул: – Ивор! Можешь его убить, если хочешь.
Пожиратель Смерти кивнул, не отводя взгляда от Пезаро. Выпрямившись, он скрестил перед собою оба меча и резко развёл их в стороны, приседая на широко раздвинутых ногах. Бертуччо бросился на него, обрушивая крест-накрест свои клинки, но варяга уже не было на прежнем месте. Отпрянув в сторону, Ивор совершил молниеносный выпад, нанося не смертельный, но болезненный укол.
Тосканец взревел и заработал мечами как мельница, кроя воздух по диагонали. Пожиратель Смерти метнулся к нему, выбрасывая оба меча и задерживая клинки противника, а ударом ноги поражая Бертуччо в пах. Со звенящим скрежетом разъяв мечи, Ивор мягко отпрыгнул, завертев клинками так, что лезвия слились в сверкающие круги. В этот момент он мог поразить тосканца насмерть, но не стал прерывать забаву так рано.
Пезаро издал глухой рык, к его резко побледневшему лицу вновь прихлынула тёмная кровь, затмевая зрение яростью. Он набросился на варяга, рубя одним мечом, другим отбивая удары, неожиданно меняя руку, – вот он сёк правой, защищаясь левой, а теперь била левая, отводя правой роль щита.
Ивор не стал переходить в наступление – он отступал, скользя по траве, отводя мечи Бертуччо, а своими клинками тревожа соперника – покалывая, царапая, пуская кровь по капле. Пожиратель Смерти развлекался, двигаясь ловко и гибко, по-кошачьи, нанося молниеносные удары огромной, тупой и неповоротливой мыши из рода Пезаро.
– Бей! Бей! – кричали вельможи.
– Кро-овь! – визжал Бозон. – Пусти ему кровь!
– Бер-туч-чо! Бер-туч-чо!
Но всё чаще то один, то другой тосканец впадал в растерянность, плохо понимая, что же происходит, почему их силач и задира никак не может покрошить этого задохлика Ивора, и всё больше тревожась, ибо варяг был по-прежнему бодр, с его лица не сходила лёгкая усмешечка, а вот Бертуччо взмок от пота.