Магия Фиора
Шрифт:
– Обычно расовый состав вампирских гнезд однотипен. У нас и так хватает внутренних конфликтов и еще такие не нужны. Но бывают и исключения. Самое распространенное – молодые гнезда с неопытным вожаком, да еще и не имеющие возможности расширяться за счет представителей одной расы. Но такие обычно долго не держатся. Набрав чуть силы, распадаются на составляющие группы, каждая из которых либо пытается стать отдельным гнездом, либо присоединяется к другому, более сильному, но своего расового состава, а то и уничтожается охотниками на вампиров.
– А менее распространенное? –
Вампирское красноречие – это, конечно, хорошо, но пока он не рассказал ничего нового. Все это я уже слышал от нашей союзницы королевы вампиров Мирил. Кстати, как оказалось, девочка вовсе не зря старалась подражать Анже во всем, вплоть до одежды. Очень удачно выбрала себе кумира.
– Менее распространены случаи, когда сильное гнездо с сильным лидером обращает представителей других рас, потому что способно их контролировать, – ответил герцог.
– И у вас, конечно, второй случай? – догадался я.
– Нет, – возразил вампир. – Все-таки скорее первый с элементами второго.
– То есть как?
– В войне гнездо понесло большие потери и было вынуждено принимать всех подходящих, чтобы не исчезнуть совсем. А после победы оказалось достаточно сильным, чтобы не распасться.
– Все это, несомненно, очень познавательно, – вмешалась Лара, – но я пока не услышала ответа на заданный вопрос. Почему во время повторной присяги вернувшейся после долгого отсутствия королеве Анже я не заметила и не почувствовала ни одного темного эльфа, которых, по твоим словам, тут аж восемнадцать?
– Не почувствовала потому, что они теперь вампиры, – словно о чем-то само собой разумеющемся произнес герцог. – А не увидела… Мы, вампиры, умеем менять внешность. Не мгновенно, конечно, но и спешить обычно некуда. Пара-тройка столетий, и даже самый слабый будет выглядеть так, как пожелает. Вот и эти эльфы изменились, чтобы не выделяться на фоне основного состава гнезда.
Затем Квирдин обратился почему-то конкретно ко мне:
– Видел, какие вампирши красавицы? А ведь далеко не все они были такими при жизни. Но достаточно пройти сотне лет после посвящения, и любая сможет легко конкурировать хоть с эльфийской принцессой.
– У меня и так уже есть две эльфийские принцессы, – ответил я, приобняв своих жен. – И, кстати, ни одной тут красивее Эль с Ларой не заметил.
– Это потому, что мои девочки очень скромные, – улыбнулся каким-то своим мыслям вампир. – И еще по причине этикета. Нельзя быть красивее королевы в ее присутствии.
Про скромность сильно сомневаюсь, а второму я был готов поверить. Потом разговор опять вернулся к Анже. Она задала еще несколько незначительных вопросов, после чего спросила о состоянии финансовых дел гнезда.
– Если честно, не знаю, что на это ответить, – пожал плечами герцог Квирдин.
– Почему? – не поняла королева.
– Никто и никогда специально не подсчитывал. Есть отдельный фонд для закупок крови и королевская сокровищница. Но сколько и чего хранится в последней – понятия не имею, хотя и то, и другое находится в одном помещении. Ее начала собирать именно ты, и после твоего исчезновения дело как-то само заглохло. Бывает, если попадается что-то ценное или необычное, относим туда. Но скорее, чтобы просто под ногами не валялось, чем в виде стратегического запаса. Ни системы, ни учета никто не ведет.
Как только в рассказе прозвучало волшебное слово «сокровищница», хвостатая сразу захотела ее увидеть. Да и мы были не против. Особенно учитывая тот факт, что их предполагалось две. Общая, называемая фондом для закупки крови, где хранились только наличность и простенькие артефакты, принадлежащая гнезду, и личная, королевы. То есть Анжа могла распоряжаться своей, как ей вздумается, не оглядываясь на мнение других вампиров. Герцог это особо подчеркнул.
Когда Квирдин отвел нас в большое помещение, находящееся глубоко под замком, я сразу безо всяких объяснений понял, какая часть сокровищ кому принадлежит. С одной стороны сложенные аккуратными рядами сундуки с монетами, ценности, оружие, просто дорогие вещи, с другой все далеко не так аккуратно рассортировано, а местами вообще навалено кучами. До педантичности строгая во всем, что касалось ее личного оружия и охотничьих трофеев, хвостатая на остальные сферы жизни эти свои черты не распространяла. Видимо, экономила.
Гора монет, где медь и золото перемешаны просто так, куча драгоценностей и откровенной бижутерии, дорогая одежда и какие-то лохмотья… В одной из куч были просто насыпаны магические амулеты и прочие предметы подобного назначения. Оно и понятно, Анжа магов особо никогда не любила, а уж тут вообще вела с ними настоящую войну. Ну и от трофеев, соответственно, не отказывалась, хотя именно от таких толку для нее было меньше всего.
Увидев откровенную заинтересованность в глазах эльфиек, она предложила:
– Сама я, конечно, ничего не помню, но поищите, вдруг найдете что-нибудь интересное.
Уговаривать никого не пришлось. Мои остроухие жены сорвались с места и бросились разгребать эту гору. Это мне что-то определенно напоминало. Сходство получилось поразительное, разве что «Моя прелесть!» не звучало. Эль с Ларой все подряд не интересовало, эльфийки рыли целенаправленно, будто почуяв в глубине свалки что-то для себя весьма интересное. Вскоре на свет были извлечены две дубинки или, скорее, два коротких посоха. И тот, и другой украшала искусная резьба, повторяющая листья Древа Жизни, и много кристаллов-накопителей в виде желудей. В эльфийском происхождении предметов можно было не сомневаться.
– Откуда это у тебя? – спросила Эль у Анжи.
Та лишь пожала плечами, а моя светлая жена запоздало поняла, что не у нее нужно интересоваться. Повернулась к вампиру. Тот повторил жест своей королевы, но ответил:
– Какой же совет без эльфийских архимагов? Конечно, и они туда входили. Вам ли не знать?
Ушастые не знали. А мне кое-что сразу стало понятно. Нет, не о совместных эльфийских посольствах. Наверняка совет архимагов Фиора распался навсегда не потому, что Анжа в свое время его основательно проредила, а из-за светлых и темных эльфов, которые раньше почему-то довольно терпимо относились друг к другу, а потом передумали. Тогда как-то могли ужиться вместе, но те времена прошли.