Магия и банды Токио
Шрифт:
Я снова поднял взгляд на учительницу. Она стояла у доски, устало улыбалась читающей текст отличнице, и умудрялась при этом украдкой посматривать на часы. Неожиданно человечное выражение лица. К тому же знакомое до сердечной боли. Именно так смотрела на время мать прошлого владельца тела, когда брала маленького Кано с собой на работу и пыталась уйти пораньше.
Уйди из моей головы чертов призрак! Еще не хватало к своим психологическим загонам и ночным кошмарам заиметь тоску по никогда не виденным людям. Еле слышный вздох на задворках сознания. Не безвозвратно умершего паренька, но моего внутреннего голоса. В
Прозвеневший звонок удачно положил конец самоедским мыслям. Я быстро закинул так и не открытый учебник обратно в сумку, вскочил с места, и, не дожидаясь ритуальной отмашки учительницы, пошел к выходу. Этот долгий нудный день в школе наконец-то подошел к концу.
«…Или нет», — Подумал я, глядя на заступившую мне дорогу одноклассницу. Акино Сузу, пятнадцать лет. Староста класса. Одного роста со мной, носит уродливые квадратные очки, длинную юбку, скучную косу тускло-черных волос. Жиденькая челка частично падает на глаза, руки сцеплены и опущены вниз. Эталонный образец зажатой, неуверенной в себе блюстительницы порядка. Прекрасная маска, за которую никто не станет смотреть.
Вот только вздернутый носик, твердая линия рта и чистая кожа выбиваются из образа. На пухлых от природы губах невыразительная помада, что уменьшает объем и меняет к худшему общее впечатление от лица. Юбка классического фасона, но оттенок вкупе с длиной вызывают ощущение старой девы. Волосы зачесаны по-уродливому: оставляют торчать уши. Очень интересное решение. Однако низкая челка не может скрыть до конца холод и вызов во взгляде, а тонким чертам лица совсем не идет изображаемая покорность.
— А-но… Кодзуки-сан… — Преувеличенно робко начала она, — Вы все еще не сдали подготовительный лист…
— Да-да-да, я помню, — Перебил я ее. С удовлетворением отметил, как на мгновение сжались ее пальцы и скрипнули зубы. Уж не знаю, зачем она играет тихоню, но доводить молодую девушку в таком амплуа одно удовольствие. Жаль, что почти все свободное время с момента попадания у меня ушло вместо таких вот невинных развлечений на всякую ерунду. Например, собирание своей личности из кусков прошлого меня и вплетение туда осколков памяти оригинального Кодзуки Кано. Страх потери самого себя затмил низменное желание издеваться над окружающими.
— Не волнуйся, овечка-тян, к завтрашнему дню все будет готово. Я лично занесу документы нашему классному руководителю.
— Х-хорошо, Кодзуки-кун, — Кивнула она, так и не подняв на меня лицо. Видимо, чтобы я не увидел ее взбешенную физиономию. Вон как сдерживается, даже хонорифик перепутала.
— Ну тогда до завтра, староста-сан, — Помахал я рукой, невежливо обходя стоящую посреди прохода Сузу. Та лишь раздраженно кивнула в ответ, но быстро исправилась, отвесив вежливый поклон моей удаляющейся спине.
А у меня, тем временем, осталось еще одно незавершенное дело в школе. Ну как, дело, скорее заведенный лично мной ритуал. Своеобразный якорь для моей личности: знак того, что это не сон и не шиза мальчишки-Кано, а моя свободная воля. И моя новая жизнь.
Длинный путь до конца коридора, следом вниз по лестнице на первый этаж, а потом снова по прямой до выхода. У раздевалки я остановился, переобулся в ботинки, оставил сменку в своем шкафчике, затем пошел к автоматам
На улице оказалось еще приятнее, чем я ожидал. Странное сочетание теплой, даже жаркой погоды вместе с пронизывающим ветром заставляло взбодриться, прогоняло сонную послешкольную одурь. А запах цветущей вокруг жизни настраивал на миролюбивый лад.
Я зашел в небольшой тупичок с двумя торговыми автоматами и завис перед одним из них. Итак, что же мне купить? Мой палец замер перед длинными рядами разнообразных товаров. Горячий суп, чай, кофе или сок в банках?
— Не сегодня, — вслух сказал я. Палец нажал на ту же кнопку, что и все другие дни. Ячменный напиток. Отвратительная дрянь, которую хулиганы спаивают своим жертвам или льют на парту в качестве пранка. Мучнисто-горький привкус оригинального сырья вкупе с какой-нибудь странной добавкой. Убийственное сочетание. Как производитель подобного пойла вообще еще не разорился? Ни разу не видел школьника, который бы пил эту отраву добровольно.
Шипение открываемой банки, судорожный глоток и бьющий по рецепторам терпкий, вяжущий вкус. Сегодня я взял со вкусом умэбоси — моченой японской сливы. Или это такой местный абрикос? Без понятия. Чтобы жрать их просто так, нужно быть настоящим патриотом местных островов. Личинки шелкопрядов и того привлекательнее.
Отвратительная кисло-соленая горечь заполнила рот, но я являюсь опытным пользователем, поэтому легко подавил рефлекторное желание выплюнуть эту гадость куда-нибудь в куст. Следующая порция пошла лучше: сначала болезненно обострила, а затем резко притупила рецепторы. Гадость, но только она даёт мне возможность почувствовать странное удовлетворение. Как что-то полностью мое.
Ощущение собственности, пусть даже к дурацкой привычке. Она никогда не принадлежала милому пареньку по имени Кано. И не являлась приветом личности из другого мира. Ни тот, ни другой никогда не стали бы пить такое сами. Ерунда? Идиотизм? Мелочь, не достойная звания ритуала, или, тем более, такой важной вещи как якорь для личности? Кому как.
Жизнь вообще-то штука довольно цельная, но она состоит из гигантского множества таких вот ерундовых поступков. Мелочей, личных предпочтений, маленьких ритуалов и надоедливых привычек, совершаемых каждый день. Именно их сумма формирует личность, ее особенности, даже жизненный путь. Подумать только, от каких только случайностей зависит порой выбор всей своей жизни. Так что относится свысока к таким вот особенностям точно не стоит. Тем более, что мне для подтверждения собственного существования хватает простого удара по рецепторам от ячменной дряни. Всяко лучше неврозов, истерик да похода к психиатру.
Я успел сделать еще пару глотков, как раз ополовинив банку, пока какой-то оборзевший панк резким ударом не выбил ее из моих рук. Булькнул внутри напиток, обдала меня брызгами и запахом забродившей сливы плеснувшая через край жидкость. Еще доля секунды, и до уха доносится дребезжащий звон жестянки об асфальт.
Я медленно, словно робот, повернул шею к нахальному самоубийце, после чего уставился своими буркалами прямо ему в лицо. Пришлось поднять голову и прищуриться от яркого солнца, но его глумливую ухмылку я своим видом изрядно попортил.