Магия и тайна Тибета
Шрифт:
Бегуны Лунг-гом-па
Под общим термином «лунг-гом» тибетцы подразумевают большое количество практик, соединяющих концентрацию ума и различные дыхательные гимнастики, цель которых – достижение разных результатов, как духовных, так и физических.
Если мы примем на веру распространенное среди ламаистов убеждение, нам потребуется найти ключ к волшебству, заключенному в
Результаты, приписываемые тренировкам лунг-гом, сильно варьируются, но сам термин особенно часто используют для обозначения такого вида тренировок, которые, как утверждают, развивают необычайную быстроту и выносливость, что позволяет адептам этого учения совершать длительные переходы с удивительной скоростью.
В биографии Миларепы читаем, что у дома ламы, учившего его черной магии, жил некий трапа, который бегал быстрее лошади. Миларепа похвастался, что обладает теми же способностями, и заявил, что однажды за несколько дней прошел расстояние, какое до тренировок преодолевал за месяц. Приписывал он это ловкому контролю за «внутренним дыханием».
Правда, от лунг-гом ожидают не мгновенного проявления необычайной скорости, а чудесной выносливости. И демонстрация результатов состоит не в беге на короткую дистанцию, как в наших спортивных состязаниях, а в преодолении больших расстояний быстрым шагом, без остановок за несколько дней и ночей.
Кроме сбора информации о методах, используемых в подготовке лунг-гом-па, мне посчастливилось увидеть своими глазами троих последователей этого учения. Это большая удача: теми или иными упражнениями лунг-гом занимаются многие монахи, но лишь немногие добиваются серьезных результатов, и потому настоящие лунг-гом-па встречаются очень редко. Первого из них я встретила в чанг танг [100] в Северном Тибете.
Как-то в конце дня, когда Йонгден, наши слуги, и я лениво ехали через широкое плато, я заметила впереди, далеко от нас, движущуюся черную точку; рассмотрела ее в бинокль – человек… Поразительно: встречи по пути в этом районе редкость, за последние десять дней мы не видели ни души. Да и не ходят обычно в этих краях пешком и в одиночку. Кто же этот странный путешественник?
Один из моих слуг предположил: может, кто-то из торгового каравана, на который напали грабители; убежал ночью, спасаясь, или еще как-нибудь освободился, а теперь вот потерялся в этих пустынных местах. Что ж, не исключено, тогда пусть едет с нами – довезем до ближайшей стоянки пастухов или куда он пожелает, если нам по дороге.
Продолжая наблюдать в бинокль, замечаю: идет этот человек необычной походкой и, что меня особенно поразило, с невероятной быстротой. Мои люди видели его невооруженным глазом только как движущееся пятно на поросшей травой земле, но тоже обратили внимание на быстроту, с которой он приближался. Отдаю им бинокль, и один из них, понаблюдав некоторое время, говорит:
– Лама лунг-гом-па чиг да[101].
Эти слова, «лама лунг-гом-па», сразу заинтересовали меня: так много слышала о чудесах, что творят эти люди; знакома с теорией их подготовки; пробовала даже практиковаться в таких упражнениях. Но вот приверженцев лунг-гом, выполняющих один из своих невероятных переходов, о которых так много говорят в Тибете, видеть не приходилось. Неужели мне повезло стать свидетельницей этого зрелища?
Человек приближался к нам, и скорость его передвижения стала еще заметнее. Что делать, если это настоящий лунг-гом-па? Мне хотелось рассмотреть его поближе, поговорить с ним, задать несколько вопросов, сфотографировать – да мало ли что… Но при первых же моих словах об этом тот, кто узнал в путешественнике лунг-гом-па, воскликнул:
– Почтенная, не останавливайте и не заговаривайте с ним! Это наверняка убьет его. Эти ламы во время перехода не должны прерывать медитации. Бог, который в них, исчезнет, если они прекратят повторять нгагс. А когда он покидает их раньше установленного времени, это для них такое сильное потрясение, что они могут умереть.
Пусть предупреждение, высказанное таким образом, не более чем простое суеверие, я не пренебрегла им. Из того, что я знала о «технике» этого явления, ясно: человек движется в некоем трансе; внезапное «пробуждение», даже если не вызовет его смерти, болезненно ударит по нервной системе. До какой степени шок окажется опасным для ламы, я не знала, – зачем подвергать его опасному эксперименту. И еще одна причина: тибетцы воспринимали меня как женщину-ламу, знали, что я исповедую буддизм, но не подозревали о разнице, существующей между моей концепцией учения Будды и ламаистским буддизмом. Простые тибетцы полностью игнорировали тот факт, что термин «буддизм» предполагает существование множества различных сект и точек зрения. Не потерять доверия, сохранить уважение и возможность близкого общения (все, что предоставлялось мне моим религиозным одеянием) – такая задача вынуждала вести себя в точном соответствии с тибетскими обычаями, особенно в вопросах религии. Это серьезно вредило моим научным интересам и порождало множество препятствий – неизбежная плата за то, что меня приняли в той области тибетской культуры, которую охраняли с большим рвением, чем саму территорию страны. Снова придется подавить стремление к исследованиям и ограничиться наблюдением за необычным путешественником.
К этому времени он уже почти догнал нас: я отчетливо видела совершенно спокойное, бесстрастное выражение его лица, широко открытые глаза – взгляд устремлен на невидимый далекий объект где-то в космосе… Он не бежал, а казалось, поднимался над землей, предварительно подпрыгнув. Выглядело это так, словно он обладал прыгучестью мяча и подскакивал, отталкиваясь от земли, каждый раз, когда его ступня касалась земли. Шаги ровные, будто отмерялись ударами маятника. Одежда – привычный монастырский балахон и тога, довольно поношенные. Левой рукой он придерживал складки тоги, наполовину скрывавшей его фигуру. В правой держал пхурбу (магический кинжал); рука слегка двигалась в такт шагам, словно опиралась на посох, словно кинжал, острие которого держалось над землей, прикасался к ней и поддерживал бегуна.
Слуги спешились и поклонились до земли ламе, прошествовавшему перед нами, а он продолжал свой путь, явно не заметив нашего присутствия. Не довольно ли сделано уступок местным обычаям; подавив желание остановить путешественника, я пожалела об этом – все же, так или иначе, я должна увидеть больше. Приказываю слугам снова сесть на лошадей и следовать за ламой. Он ушел довольно далеко, но, не пытаясь догнать его, мы не давали расстоянию между нами сократиться; мы с сыном наблюдали за лунг-гом-па и в бинокль, и невооруженным глазом.
Лица его уже не видно, но все еще поражает регулярность пружинящих шагов. Мы следовали за ним более двух миль, а затем он свернул с дороги, взобрался на горный склон и исчез в горах на краю степи. Всадники не в силах следовать за ним – нашим наблюдениям конец; пришлось повернуть и продолжить наше путешествие.
Интересно, заметил ли лама, что мы едем за ним. Держались мы на довольно большом расстоянии, но любой человек заметил бы, конечно, шестерых всадников. Как я уже сказала, бегун выглядел так, словно он был в трансе, трудно определить, притворялся ли он, что не видит нас, и поднялся в гору, чтобы избежать любопытных взглядов, или в самом деле не знал, что за ним кто-то едет, а просто двигался в намеченном направлении.