Магия Неведомого
Шрифт:
Джарсин так увлеклась разглядыванием отобранных четырех рыцарей, что не заметила, как Ванда удалила из зала остальных. Отметив это, Наблюдательница решила продолжать, своим низким для женщины, даже грубоватым голосом она сказала:
– Так, милостивые государи… Теперь представьтесь.
Вперед выступил тот гоблино-орк, которого Джарсин рассматривала первым.
– Меня называют Сухром од-Фасх Переим, Госпожа. – Он склонился в таком глубоком, таком долгом поклоне, что Джарсин даже решила, что он туповат или медлителен, но она помнила, что удача была на его стороне, а потому ждала.
Когда Сухром и как-то там его дальше все же сделал
– Оле-Лех Покров, моя Госпожа, к твоим услугам всегда и до смерти. – Он с заметным озорством блеснул глазами. – Еще в казарме меня величают Четырехпалым.
– Иначе быть не может, – кивнула Джарсин Наблюдательница и перевела взгляд на демоника.
– Шоф, Госпожа Верхнего и Нижнего миров, – не сходя с места, представился голубоватый и очень странный рыцарь ее Ордена. – Прозвища не имею, а то, как меня называли в моем племени, не может выговорить ни один из этих… – Он чуть покосился на сослуживцев.
– Понимаю, – кивнула Джарсин. – Вот только у нас-то, как правило, одним именем кличут только слуг.
– Мы все твои слуги, Госпожа. – Он все же склонился в поклоне.
Надменен, решила Джарсин, держится особняком, и именно у него оказалось то самое порхающее мышление, наверное, он и не может иначе, потому что ни к чему не привязан или даже склонен к неверности… Забавно. Она жестко, оценивающе посмотрела на человека. Тот сразу же поклонился:
– Фран Термис Соль, Госпожа моя… Хотя некоторым мое прозвище не нравится.
– Любопытно, рыцарь. – Джарсин было действительно любопытно. – А кто-нибудь объяснял, почему тебя так прозвали?
– У него очень соленый пот, который выступает во время тренировок в изобилии, – чуть насмешливо проговорил Оле-Лех. – И кровь у него имеет солоноватый привкус, впрочем, как у всех людей, Госпожа.
Они над ним привычно насмехаются, решила Джарсин. Но чему тут удивляться, ведь он, несомненно, самый слабый из них. И легко потеет к тому же… На тренировках. И все же она решила спросить:
– Соленый пот… И как вы это почувствовали?
– Во время рукопашного тренинга, – сказал демоник Шоф, – после захватов на наших руках его… жидкость остается, Госпожа. А вот кровь, конечно, попадает на язык при укусах. – Он все же чуть смутился. – У нас бывают очень упорные тренировки по рукопашному бою, Госпожа.
– И довольно жестокие с точки зрения классической борьбы, не так ли?
– У него вообще, – почти пробасил гоблино-орк Сухром с длинным именем, – очень быстро синяки появляются. Чуть сожмешь его, Госпожа, – он уже… чуть не весь лиловый.
– Тебе, как я понимаю, здорово достается от них, Фран Соль, – сказала Джарсин. – А вообще-то я удивлена, что среди моих рыцарей есть человек, почти без примеси крови Старших рас.
– Я умею сражаться, Госпожа, не хуже прочих. Пусть и в синяках, но часто остаюсь победителем.
– Правда? Никогда бы не подумала. Хотя иначе бы тебя тут не было. – Она помолчала и продолжила: – А теперь, рыцари мои, я скажу вам, что от вас требуется…
И вдруг вперед выступил Кнет. Он склонился перед Джарсин в низком, но вовсе не шутовском поклоне и сказал голосом, дрогнувшим от волнения:
– А как же мое испытание, Госпожа? Ты дала возможность Торлу и Ванде доказать свою преданность тебе, но ведь и мне нужно предоставить шанс.
– Тебе? – удивилась Джарси. – Кнет, это вовсе не игра, не шутовство…
– Я понимаю, Госпожа моя. – Шут снова склонился. – Я умоляю тебя…
Джарсин была действительно удивлена, это было настолько необычное ощущение, что она согласно кивнула:
– Хорошо, посмотрим, что ты придумал, шут.
И тогда Кнет обернулся к четырем рыцарям.
– Просто смотрите на меня, милостивые государи, – сказал он. – И думайте, как умеете, как получится. – Все же не мог он без подначек.
И вдруг стал, не сходя с места, почти не делая движений, изображать… Да, изображать смертных, во всем множестве рас, видов, пород и внешностей. Это было так неожиданно для испытуемых, что они… Да, решила Джарсин, они увлеклись. Лишь для нее в том, что делал Кнет, не было ничего удивительного, она привыкла к этому его умению, едва ли не мастерству, если бывает хоть гран мастерства в лицедействе, в чем она определенно сомневалась.
А Кнет, ее шут и дурак, вдруг стал представлять смертных, и ему это почему-то тоже нравилось… Он становился острым и злым гоблином, высокородным и пафосным эльфом, крохотным гномом или трудолюбивым и бородатым карликом, тяжелым и мощным циклопом или мечтающим о полетах тархом, то есть птицоидом, становился почти настоящим демоником или вдруг оказался человеком с хрупкими костями и с необъяснимой склонностью к синякам… Определенно, ему это понравилось.
Джарсин снова стала смотреть в сознание рыцарей, почти в их души, в их существо. Фран Соль откровенно любовался, едва ли не восхищался, у него не возникало никакого протеста против того, что делал шут, наоборот, ему хотелось продлить забаву. Гоблино-орк Сухром Переим оторопел, но ослушаться даже шута в этом замке не осмеливался, раз уж на его трюки согласилась Госпожа, а потому честно и прямо пробовал понять, что это значит. Не зря ему дали такое прозвище, решила Джарсин, он тяжеловат на подъем, едва ли не тугодум, всегда следует за другими, и если бы не его удачливость… Оле-Лех эльфо-птицоид откровенно посмеивался, ему вообще очень нравилось быть веселым, насмешливым, шутливым. Он бы без труда сговорился с Кнетом и, не исключено, научил бы его новым шуткам, да и сам бы позаимствовал кое-что из его шутовского арсенала. А вот демоник Шоф был угрюм и спокоен. Он не сразу выделил основные эмоции, но, когда все же нашел их, Джарсин почти с радостью и удовольствием заметила – он ненавидел все то, что ему показывал шут. Он хотел бы только одного – стереть это, уничтожить все создания, которые демонстрировал Кнет, он мог бы с удовольствием пытать и мучить всех этих эльфов, людишек, орков… Он был бы рад их мучению.
И тогда Джарсин поняла, что именно он обрадовался их первому испытанию и именно он восхитился пережитой болью. А еще она поняла, почему даже во время тренировочных рукопашных боев он кусал этого человечишку Франа Соль… Впрочем, многие из ее солдат были, без сомнения, так далеки от человеческих слабостей, что кусали его едва ли не в насмешку, к тому же, наверное, это здорово помогало им в тренировочных поединках против Франа.
– Хватит, – приказала Джарсин жестко. – Довольно, Кнет.
Шут остановился не сразу, он еще по инерции что-то представлял, вызывал в сознании своем и четырех рыцарей, наблюдающих за ним, разные впечатления, еще собирался добавить какие-то новые краски или эффекты, но все же… остановился, замер, потоптался, мигом сделавшись неловким и донельзя уязвимым, склонился, отступил, снова поклонился.