Магия обреченных
Шрифт:
Услышав, что маленькая ведьма раскрыла их тайну, дети замерли и подобрались, изготовившись сорваться с места и кинуться к двери, но, когда Хайна задала последний вопрос, в их испуганных глазах, устремленных на Лану, появилась отчаянная надежда. Лана неторопливо поставила миску перед Зельдой и с нарочитой деловитостью предложила Вачеку добавку. Ей была нужна пауза, чтобы придумать, как ответить на вопрос Хайны.
В прежние времена любая мало-мальски одаренная ведунья легко снимала с человека проклятие, насланное другой ведуньей. Проклясть врага считалось в порядке вещей. Ведуньи при всех своих необычных дарованиях не слишком отличаются от простых людей. Их столь же легко задеть, оскорбить, унизить, причинить им боль. Так было раньше, так осталось и теперь. Только нынешние ведуньи гораздо сдержаннее прежних. Те беспечно отдавались во власть гнева и применяли свои способности, чтобы отомстить обидчикам. В результате все закончилось кровавой бойней, унесшей жизни многих, многих дюжин нагорнийских ведуний. А те, кому посчастливилось уцелеть, торжественно поклялись никогда, ни при каких обстоятельствах не употреблять свой Дар во зло людям. Поскольку клятва была закреплена магическим ритуалом, она обрела силу закона, нерушимого, как законы природы.
Иными словами, если проклятие Вачека и Зельды – не случайная цепь роковых обстоятельств, если оно действительно существует, то нагорнийские ведьмы не имеют к нему ни малейшего отношения. О нагорнах же, лишенных Дара, и говорить нечего. Конечно, очень хотелось бы верить, что никакого проклятия нет вовсе, тем более что пристальный, «особый» взгляд ведуньи не обнаружил никаких его признаков. Но это ничего не значит. Известно, что магия сгорнов имеет другую природу, чем магия нагорниек. Скорее всего нагорнийская ведунья не способна распознать проклятие, наложенное сгорном. И уж тем более не способна его снять.
Но как сказать обо всем этом несчастным испуганным детям, которые смотрят на тебя с такой надеждой? У Ланы от жалости сердце кровью обливалось. Желая оттянуть минуту признания, она попросила детей рассказать о проклятии подробнее.
– Все началось со смерти бабушки, – начала Зельда. – Она померла в конце зимы. Просто уснула и не проснулась. Мамка еще сказала: «Хорошая смерть, тихая. Мне бы такую». А весной Айнек, наш старший брат, собрался с приятелями играть в лапту. На улицах грязи по колено, и они придумали залезть в усадьбу к одному вельможе, главному егер… егермистеру. У него сразу за забором холм поднимается, а наверху все уже стаяло, высохло, травка зеленая, ну, они туда и пошли. Пролезли под забором – там талой водой дыру промыло, забрались на холм, нашли укромное место за кустами. Сначала осторожничали, вели себя тихонечко, а потом разыгрались и совсем забыли, куда забрались. А этот главный егермистер, видать, на шум явился. Подобрался незаметно, притаился за кустами, а может, просто подошел тихо, кто знает… В общем, Айнек со всей силы лупанул по мячу битой, и мяч попал прямо этому главному в рожу. Что там началось! Вельможа визжит, кровища у него из носа так и хлещет! Набежали слуги, кинулись ловить мальчишек. Все помчались к дыре, но Айнек понял, что они не успеют пролезть, завопил как резаный, чтобы на себя внимание отвлечь. И побежал в другую сторону. Только его одного из всех и схватили…
«Вот оно! – подумала Лана. – Смерть бабушки здесь ни при чем. Все наверняка началось с егермейстера. Алмель говорила, что несколько знатных вельмож в подражание владыке купили услуги одного из сгорнийских Верховных лордов. Правда, сгорнийская магия должна была бы защитить вельможу от удара мячом, но, может быть, охваченный жаждой мести, егермейстер обратился к Верховному лорду уже после той злополучной игры. Да, если проклятие наложено кем-то из девяти главных сгорнийских магов, плохи дела Зельды с Вачеком!»
– Мамка собрала все деньги, какие у нас были, понесла в суд кому-то из мелких чинов, а тот говорит: «Ничем помочь не могу. Нанесение увечий одному из первых государственных мужей – это вам не кража белья у соседей. Казнь за это полагается. В самом лучшем случае вашего парня на рудники продадут, но там он все равно больше пары лет не протянет». Тут мамку удар и хватил. А суда до сих пор не было. Говорят, те, кого верховным судом должны судить, по многу лет в тюрьме сидят, ждут, когда у владыки до них руки дойдут…
– Кто это здесь воздает укоризну моему повелителю? – спросил веселый женский голос одновременно с громким хлопком двери о стену.
Дети стремительно обернулись к двери, увидели в проеме огромного мужчину в черном одеянии государева охранника и мигом исчезли под столом. Хайна вскочила, в прыжке перелетела через лавку и повисла на шее женщины, выступившей из-за спины черного гиганта.
– Алмель! Как здорово, что ты пришла! А у меня теперь есть Дар!
Поздним вечером этого долгого, полного событий дня Лана и Алмель остались вдвоем. Зельда и Вачек давно спали у себя дома, Хайну, противившуюся сну до последнего, тоже наконец-то сморило, Тилина, личная служанка Алмели, возилась на кухне с посудой, телохранитель Базын вышел на двор запрягать лошадей.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – тихонько спросила Лана.
– Даже не знаю, что и сказать. – Алмель задумчиво закусила кончик косы. – Дар у нее, безусловно, есть, и Дар могучий. Даже если бы я не желала верить вашим рассказам, мне все равно не удалось бы отмахнуться после того, как она за десять минут поставила на ноги мать этих несчастных ребятишек. Заметь, женщина почти полгода не могла шевельнуть ни единым пальцем! Про девочку с неведомой хворью я уже не говорю, на нее Хайне хватило пяти минут. И после этих подвигов наша малышка выглядела живой и свежей, как утренний цветок! А ведь целительство, даже куда менее успешное, отнимает бездну сил. Правда, это относится скорее к нашим ведуньям, у сгорнов все как-то иначе. Я однажды наблюдала за лордом Региусом, выступившим в роли лекаря. Во время турнира рухнула одна из лож. Трех человек сразу зашибло насмерть, дюжины полторы отделались синяками, ушибами и сильным испугом, а пятерых придавило основательно, думаю, одними поломанными ребрами дело не обошлось. Так вот, наш придворный маг велел положить этих придавленных в ряд прямо там, на арене. А потом переходил от одного к другому и над каждым водил цветным камушком из своей коллекции. Надо сказать, что к концу этого сеанса я тоже не заметила признаков усталости у старикана. И все его подопечные поправились. Но – обрати внимание! – поправились к началу следующей луны, а турнир проводили в полнолуние. Понимаешь, тетушка Лана? Дар нашей Хайны сильнее Дара одного из девяти самых могущественных магов Гор! Оказалось, что Кармал прав, а мы с тобой ошибались.
– Но это же хорошо, разве не так? Что тебя смущает, детка? – осторожно спросила ведунья.
– Видишь ли, дорогая, дело в том, что мой неуемный господин и повелитель ожидает совсем другого Дара. Я не вправе открыть, что именно ему нужно, но, боюсь, мой сегодняшний отчет его не обрадует…
– Владыка рассердится? Стало быть, ты не сможешь попросить за детей?
– Ну нет! Кармал, может быть, и не слишком благодушен, когда ему приносят дурные вести, но не мелочен. Думаю, уже завтра Зельда сможет поселиться во дворце в качестве моей младшей служанки. Если, конечно, не передумает. А Айнека наверняка освободят на следующей неделе, после ближайшего заседания верховного суда. Можешь на меня положиться, дорогая.
– А проклятие?
– Проклятие? Если оно и было, то теперь его определенно нет. Домочадцы Вачека и Зельды уснули сегодня здоровыми, сытыми, довольными и полными надежд – впервые за много месяцев. Это ли не доказательство того, что проклятие больше не действует? Кроме того, я не верю, чтобы ведунья с твоим опытом не смогла разглядеть и тени проклятия, пускай даже оно наложено сгорном. Может, тебе не удалось бы его снять, но чтобы ведьма не сумела распознать следы воздействия магии на человека… извини, это просто смешно. Нет, если проклятие было, то, похоже, Хайна каким-то образом умудрилась его уничтожить. И это означает, что ее Дар сложнее и многограннее, чем мы себе представляем. Так что, может быть, и Кармал в конце концов останется доволен.
Глава 14
Лорд Хедриг мрачно разглядывал шерсть, принесенную женой-стригуньей. Шерсть была отвратительной. Почти один сплошной ворс – длинные, жесткие, неподатливые волокна, требующие особой, длительной и кропотливой, обработки. Без нее пряжи из ворса не слепишь никак. А после обработки нить получается грубой, колкой и тяжелой. На Плоскогорье такая пряжа идет за гроши, даром что шерсть сайлачья. Торгаши-нагорны не дураки, за одно название платить не станут. Другое дело – пряжа из подшерстка, теплого, невесомого, мягкого, точно нежнейший пух. Тут они за ценой не стоят. Но подшерстка в принесенных стригуньей тюках смехотворно мало, да и тот, что имеется, выглядит безобразно: какие-то грязные колтуны с вкраплениями песка, смолы, травинок… Стало быть, мерзавка опять собирала ошметки с земли, колючек и каменных выступов по самой кромке территории сайлахов.