Магия обреченных
Шрифт:
– Чужаки были белыми? – оживился Лорд Хедриг. – Белоглазыми и беловолосыми?
– Опять торопишься, братец? Нет, глаза и волосы у них были обыкновенными. Если и светлее, чем у пращуров, то разница не слишком бросалась в глаза. А вот кожа у людей пришлого племени отличалась невиданной белизной. По крайней мере предков она поразила настолько, что это привело к конфликту в племени. Когда чужаки объяснили – не знаю уж как, должно быть, знаками, – что хотели бы поселиться на этой земле, предки едва не передрались между собой. Одни решили, что белизна кожи – признак богоподобия, а отказывать богоподобным существам в такой малости, как клочок земли для поселения, неловко. Другие сочли пришельцев опасными уродами, от которых лучше держаться подальше. В конце концов оба лагеря и чужаки сумели договориться. Чужаки согласились расчистить для себя участок земли в глубине непроходимых зарослей.
Поначалу все шло неплохо. Белокожие согласно договоренности прорубили в зарослях дорогу длиной в два дня пути, расчистили себе большой участок, построили жилища, обустроились, как могли, и зажили обособленно, не обременяя неприветливых хозяев визитами.
Пращуры однако не оставили чужаков в покое. То ли побаивались новых соседей, то ли любопытство их разбирало, но гонцов и наблюдателей высылали к белокожим исправно. Осваивали потихоньку чужой язык, перемывали соседям косточки, потешались над их варварскими обычаями и обрядами, выменивали еду на орудия и всякие забавные поделки. В числе прочего предки выяснили, что родина белокожих находится очень далеко, до нее много дюжин дней пути по большой воде, что чужакам пришлось спешно бежать оттуда, потому что это место «сделалось нехорошим, негодным для жизни». Более внятного объяснения предкам добиться не удалось, и они решили, что землю пришельцев залило водой или засыпало огромными камнями, а может, там поселились опасные хищники.
Со временем к новым соседям попривыкли и бояться их перестали. Белокожие, несмотря на всю свою дикость, оказались племенем мирным и ненавязчивым. Жили себе потихоньку в глубине чащи, занимались своими делами, совершали свои нелепые обряды и никого не трогали. Видимо, именно незлобивость и безопасность этих людей навела кого-то из предков на мысль, что из белокожих женщин выйдут превосходные жены – покорные, безответные, словом, идеальные рабыни. Хотя допускаю, что никаких таких далеко идущих планов у пращуров не было, просто они польстились на экзотическую внешность соседок.
Так или иначе, но предки убедили чужаков отдать им нескольких девушек. Однако идиллии из смешанных браков не вышло. Белокожие невесты отказывались усвоить простую идею абсолютной власти мужа над женой и детьми. Мало того, им никак не давалась даже очевидная идея мужского превосходства. В их племени все было устроено абсурдно до нелепости: мужчины жили отдельно, женщины с детьми – отдельно, и те и другие – в больших общих домах. Еще у них было много маленьких травяных хижин, где никто не жил, туда молодые люди ходили на свидания. Все сколько-нибудь важные дела решались сообща, на совете племени. Право голоса на этих советах имел любой взрослый независимо от пола и возраста. То есть стариков, наверное, слушали внимательнее, но и самые молодые могли повлиять на решение совета, если их доводы звучали достаточно разумно…
– Чушь какая! – не выдержал лорд Хедриг. – Старый Умбер окончательно выжил из ума! Наплел тебе невесть какой ахинеи, а ты уши-то и развесил! Ни одно человеческое сообщество не может быть устроено так, как ты описываешь. Они же все передрались бы на первом же… как ты это назвал? На первом же совете племени. Там бы стоял такой гвалт, что никто не услышал бы ни слова. Они бы не приняли ни единого решения…
– Эк тебя разобрало! Успокойся, дорогой брат, на твое священное право повелевать и властвовать пока никто не покушается. Все это дела глубокой древности, и еще неизвестно, осталось ли что-нибудь от странного белокожего племени. А возможно, Лорд Умбер и впрямь чего-нибудь напутал… Так что? Мне продолжать, или ты окончательно утратил доверие и интерес к моему рассказу?
– Ладно уж, продолжай, – проворчал Хедриг, обезоруженный уступчивостью брата. – Только покороче, если можно. Устал я поддерживать магическую связь: давно не практиковался, да и возраст дает о себе знать.
– Можно и покороче, отчего же нет? В общем, белые девицы оказались плохими женами. Строптивыми и своенравными. И наши предки сочли своим долгом научить их уму-разуму. Держали, как диких зверей, на привязи, в ошейниках, кормили впроголодь, заставляли работать с утра до ночи. Детей отнимали сразу, едва мать переставала кормить грудью, и растили в презрении и неприязни к той, что дала им жизнь. Пленницы мерли как мухи от дурного обращения, истощения и горя, а предки, приохотившись к искусству воспитания, отправлялись к соседям за новыми жертвами.
– И чужаки не воспротивились?
– Насколько я понял, они ничего не знали. Видимо, холодный прием, оказанный нашими пращурами в самом начале, произвел на пришельцев настолько сильное впечатление, что они так ни разу и не решились наведаться к соседям в гости. Ну вот, предыстория на этом кончается…
– Так это была предыстория?! Ну, знаешь, Кассий!..
– Хватит бушевать, братец, история будет короткой. Прошло несколько дюжин лет, как наши предки начали практиковать перевоспитание белокожих дикарок, и одна из пленниц родила уродца. Да-да, Хедриг, речь идет о Бледной нежити. У младенца – тоже, кстати, девочки – были бледные до прозрачности глаза и к тому же совершенно белые волосы, брови и ресницы. По единодушному мнению наших пращуров, такой урод не заслуживал чести называться членом племени, а потому девочку, против обыкновения, не отобрали у матери. Ребенок подрос и начал по мере своих слабых сил заступаться за мать, что вызвало всеобщее буйное веселье в племени и способствовало развитию изобретательности наших пращуров по части утонченных и не очень утонченных издевательств над несчастными пленницами.
И вот в один прекрасный день дитя, доведенное до совершеннейшего исступления, вдруг запрокинуло белую головку и – цитирую – «испустило страшный крик». После чего земля наших предков «сделалась плохим, негодным для жизни местом».
– Послушай, Кассий, я, конечно, просил о краткости, но не до такой же степени! Что все это значит?!
– Не знаю, Хедриг. Честно, не знаю. Если я правильно толкую путаные слова мастера, его дух болтался где-то, откуда была видна, хотя и весьма смутно, описанная мною картина. Болтался до тех пор, пока девочка не завопила. Не знаю, как это может быть, но вопль белого уродца вышиб дух старика Умбера в иное пространство. Ему пришлось хорошо потрудиться – если это слово применимо к духу – чтобы оттуда выбраться. Надо сказать, что лорд Умбер – маг высшей пробы. Другой на его месте перепугался бы до паралича, а старый упрямец еще пытался вернуться туда, откуда его вышибло. Правда, безуспешно. Про «плохое место» он услышал уже из уст сказителя, который пугал легендой о Бледной нежити детишек в те времена, когда наши предки уже перебрались на Плоскогорье. Забавная, кстати, байка эта легенда. Она утверждает, что белый уродец был послан народу в наказание. Нечего было путаться с дикарями, не признающими наших богов и наши традиции. И последний штрих: по легенде, каждое новое появление белого уродца в племени означает, что породившая его семья прогневила какое-то божество. Именно поэтому обычай предписывает принести разгневанному божеству жертву – всякие ценные бирюльки и разнообразные лакомства, а на закуску – новорожденного младенца.
Ну как, занятно? Удивил я тебя? Правда, толку тебе от моей истории, надо думать, немного. Но признай хотя бы, что я на славу тебя развлек!
– Что верно, то верно, – задумчиво пробормотал лорд Хедриг. – Развлек ты меня и впрямь на славу. И знаешь, Кассий, возможно, ты ошибаешься насчет того, что от твоей истории мало толку. Говоришь, никто из ныне живущий сгорнов, кроме тебя, меня и лорда Умбера не знает этой легенды?
– Если уж быть совсем точным, то ни один из сгорнов – ни живущий, ни умерший – никогда не пользовался магией для того, чтобы ее узнать. Но, учитывая древность истории, это, несомненно, одно и то же.
– Очень хорошо. Пожалуй, съезжу-ка я этом году на Большую встречу. А то уже вторую дюжину лет никуда, кроме Ярмарки, из дома не выбираюсь. Так ведь и одичать можно.
– С ума сойти! Ну, Хедриг, если уж ты повел речь о пользе выхода в люди, значит, мы с лордом Умбером сотворили великое чудо! М-да… Ну, а если без шуток, зачем тебе это грандиозное сборище? Что ты задумал?
– Пока ничего. Я только еще начинаю думать. Но, сдается мне, когда закончу, придет твой черед удивляться. Ты еще увидишь, на что способен старый ключник!