Магия обреченных
Шрифт:
Первая дюжина – самая радостная. Привыкаешь к новизне своего положения, проникаешься сознанием собственной значительности, упиваешься властью… Твой дед когда-то прочел мне длиннющее наставление об опасности властолюбия, о том, каким злом оно может обернуться для всего рода и для моей собственной души. Я не стану портить тебе удовольствие. Твой Дар хозяина слишком силен, он не позволит тебе потерять голову от вседозволенности, поставив под угрозу существование рода. Этот Дар вообще не из тех, что дают забыться.
Ко второй дюжине у тебя накопится достаточно опыта, чтобы находить безошибочные решения, извлекать наибольшую выгоду при наименьших вложениях, выходить из трудных положений с наименьшими потерями, в минуты бедствий спасать самое необходимое для быстрого возрождения. Тоже неплохое время – время законной гордости за собственное мастерство, которое, если повезет, приведет род к процветанию.
Ну, а третья дюжина – пора горькой мудрости. Пора ночных бдений, когда все чаще задаешься вопросом: не слишком ли высокую цену ты платишь? Власть, мастерство управителя и даже процветание рода – стоят ли они того, чтобы всю жизнь попирать рассудочностью свои и чужие чувства? По силам ли человеку, пускай он трижды лорд, то вселенское одиночество, на которое мы себя обрекаем, отказываясь от права на слабость, на сочувствие, на привязанность? Владетельный лорд не может ни с кем поделиться своими сомнениями и страхами, не может надеяться на понимание, потому что должен поддерживать иллюзию собственного всесилия. Владетельный лорд не позволяет себе любить жен и детей, даже сына-наследника, потому что может родиться другой сын с более сильным Даром, и тогда младший станет наследником, а старший – товаром на продажу. Владетельный лорд не вправе даже напиться до бесчувствия, чтобы ненадолго забыть о своей доле. Нет ничего удивительного в том, что на исходе третьей дюжины правления владетельный лорд начинает подумывать о воплощении в священного оакса.
До исхода третьей дюжины лорду Хедригу оставалось два года. И хотя пророчество отца давно уже не вызывало у него былого недоверия, он все еще не обнаруживал в себе желания перевоплотиться в священную птицу. То ли в нем меньше чувствительности и воображения, то ли больше ответственности. Хосын, конечно, со временем обещает стать неплохим хозяином, его Дар не уступает Дару самого лорда, но пока он еще слишком робок и неопытен, чтобы управлять родом. Тем более что дела в последнее время сильно расстроились из-за новой стригуньи, будь она неладна!
Лорд Хедриг досадливо крякнул. Ну ничего, если он правильно разыграет свою партию с лордом Региусом, у него будет достаточно средств, чтобы купить еще одну стригунью – Хосыну в жены. И на этот раз он проверит девушку в деле, не станет полагаться на один только Дар. А своей молодухе, как только она разродится, поставит жесткое условие: или пусть приносит отборную шерсть, или пойдет на корм сайлахам. Надо же было так обмануться на старости лет! Вот тебе и мастерство управителя.
Впрочем, отец, наверное, преувеличивал, говоря, что для принятия безошибочных решений достаточно дюжины лет опыта. Даже если не брать в расчет досадный промах с выбором жены-стригуньи, Лорд Хедриг был вовсе не уверен, что всегда действовал наилучшим образом. Чего стоит одна история с Хайной! Правда, ему хватило чутья не настаивать на своем, когда Аина взбунтовалась в ответ на его приказ отнести девочку сайлахам, но он же тогда едва не заморил голодом и свою лучшую стригунью, и бесценного ребенка. А как он продешевил восемь лет спустя, лизнув сомнительного зелья, преподнесенного пройдохой советником! Отдал девочку за первую предложенную цену и даже не поинтересовался, зачем она понадобилась владыке нагорнов. А в благодарность за то самое зелье, при помощи которого сладкоречивый мошенник его надул, избавил мерзавца от приступов магической хвори, напущенной лордом Региусом.
Прознал ли лорд Региус об этой глупой выходке? Если прознал, партия лорда Хедрига сильно усложнится, а он и без того чувствует себя неуверенно. Уловки, хитрости, торговля «втемную», когда не предъявляешь товар, – не его стихия. Жизнь горного лорда в отличие от жизни придворного мага проста и сурова, она не учит тонким тактическим ходам и искусству плести интригу. К тому же вести игру придется на территории противника, а это всегда минус.
С другой стороны, замысел достаточно прост и выглядит беспроигрышным. Ясно, что именно лорд Региус убедил владыку нагорнов выкупить Хайну у сородичей. Судя по размеру выкупа, девочка нужна ему позарез. Зачем – непонятно, но это не так уж и важно. Если Кассий прав и при помощи магии сведений о Бледной нежити никто не получал, то объяснение напрашивается единственное: в сравнительно недавнем прошлом глава одного из сгорнийских родов проявил, подобно лорду Хедригу, слабость, оставив в живых белого уродца. Уродец отличился, совершив неведомо что, неведомо каким образом (наверно, что-то не слишком благовидное, если род держит его подвиги в тайне, но и не особенно ужасное, ибо большую беду от соседей не скроешь). К тому времени, как эта история дошла до лорда Региуса, уродец уже скончался, и у мага не было возможности разобраться с непонятным Даром, который его почему-то зачаровал. Именно зачаровал, иначе не скажешь, потому что только так можно объяснить поразительную прыть и рвение, которые проявил Региус, когда появилась возможность заполучить Хайну. Обнаружился ли у девочки какой-нибудь Дар, сумел ли Верховный лорд проникнуть в тайну этого Дара? Скорее всего нет, потому что в противном случае Кассий, три года пытавшийся разгадать загадку Бледной нежити и собиравший любые сведения на эту тему, проведал бы что-нибудь об их успехах. А коли так, то почему бы лорду Региусу, ни в чем не знающему отказа у повелителя нагорнов, купающемуся при дворе в немыслимой роскоши, не поделиться малой толикой своих богатств с лордом Хедригом, который взамен готов поделиться некими сведениями о происхождении Бледной нежити?
Правда, не похоже, что Верховный лорд сумеет извлечь из этих сведений хоть какую-нибудь пользу, но он-то об этом не знает! Тут главное – правильно все разыграть. Хмуро поприветствовать Региуса, спросить с плохо скрытым упреком, как поживает Хайна, нечаянно проговориться об опасной наследственности, смутиться, неловко поменять тему и ждать. Если все пройдет, как задумано, лорд Региус попадется на приманку, и род Хедрига будет зимовать в тепле и сытости. Если нет… что ж, много на этом путешествии не потеряет.
Глава 19
Не секрет, что люди воспринимают мир по-разному. Нагорнийская пословица гласит: «Если не нравится вид, позаимствуй чужие глаза». Один, глядя на силуэт горы, скажет, что она похожа на голову айрана, другой увидит фигуру девушки, склонившейся над ручьем, третий заметит сходство с древесным грибом чиух. И название горы будет долго меняться, пока не приживется какое-то одно, которое до поры до времени и станет общим.
Но бывают места, имеющие собственный дух, столь живой и выразительный, что люди самых разных возрастов и культур воспринимают его одинаково, словно дух сам называет свое имя, громко и отчетливо. И тогда оно врезается в людскую память раз и навсегда, сколько бы племен и поколений ни прошло через обитель общительного духа. Путник, впервые попавший в незнакомую местность, мимолетно упомянет в разговоре со старожилами, что проходил мимо Русалочьего озера, и ни у кого не возникнет вопроса, мимо какого такого озера он проходил, хотя бы в окрестности имелась дюжина озер. Одинокий всадник, не знающий дороги, клянет на чем свет бестолкового прохожего, только и сумевшего объяснить, что ему нужно проехать через Угрюмую долину. «Как, Меур его побери, я узнаю эту долину, если никогда в жизни ее не видел?!» – беспокоится всадник, пока не доберется до места, откуда открывается вид на ту самую долину. И ему с первого взгляда ясно, что долина не какая-то, а та самая, Угрюмая, и никак иначе называться не может.
Зачарованная роща относилась к числу таких мест. Сгорнийские маги и лорды, нагорнийские ведьмы и купцы, старики и дети, женщины и мужчины – все, кто случайно или намеренно попадал сюда, – сразу же ощущали разлитое в воздухе волшебство. Нагорнийские лекари, истово убеждающие себя и окружающих в том, что никакого волшебства, чудес и прочей мистики не существует, что все происходящее в мире объясняется естественными законами, либо известными, либо пока не открытыми, уверяли, будто состояние чудесного покоя и умиротворенности, которое охватывает всех, кто забредает в рощу, порождают природные свойства деревьев нумес. Якобы листья этих гладкоствольных гигантов испускают особую невидимую субстанцию, воздействующую на мозг.
Соф Омри, знакомый с магией не понаслышке, всегда удивлялся глупости этих «ученых мужей», отрицающих очевидное. Ладно бы они жили в прошлом, когда нагорны уже перебили своих ведьм, но еще почти ничего не знали о сгорнах, об их магах, айкасах и Дарах. Легко не верить в существование явления, о котором знаешь только с чужих слов. Но как можно усомниться в чуде, многократно происходящем у тебя на глазах? Разумеется, у лекарей есть все основания злиться на магов, пользующих теперь самых богатых и знатных пациентов, но зачем же смешить людей, выставляя себя слабоумными?
Взять хотя бы их смехотворное объяснение чуда Зачарованной рощи. Только жалкий скудоумец, побывав здесь, утверждал, будто волшебство этого места сродни волшебству вина или дурман-травы. И вино, и дурман-трава затуманивают сознание, а тело делают неуклюжим и непослушным, словно оно не вполне связано с головой. Под сенью же деревьев нумес сознание, напротив, становится необыкновенно ясным и как будто раздвигается, человек начинает отчетливо видеть и чувствовать такие вещи, которых прежде не замечал: ползущую по травинке букашку, облачко пыльцы, поднятое пролетевшей над цветком птицей, биение собственного пульса, напряжение каждой своей мышцы. А тело становится легким и сильным, каким бывает только в юности, в минуты, когда душу переполняет радость.